Отправлено: 29.11.10 01:54. Заголовок: won't tell anyone how your voice is my favourite sound

Harry Potter & Hermione Granger
28 июня 1996 года; обед
госпиталь Св. Мунго

иногда нужно несколько часов, недель или лет для того, чтобы понять, что потерять что-то важное просто, словно щёлкнуть пальцами, а обрести - практически невозможно

 Отправлено: 29.11.10 02:43. Заголовок: внешний вид: темно-с..

внешний вид: темно-синие джинсы; черная рубашка; кросовки; волосы встрепаны; на лице несколько заметных, но уже заживающих ссадин.

Он ушел. Занавес поглотил его, и оттуда не возвращаются. Казалось, прошло всего несколько часов с того момента, как Ремус объяснил ему это, но подобные слова были за гранью понимания Гарри. Как такое было возможно? Вот у него был Крестный, а теперь его нет. И больше никогда не будет. Мечты на обретение семьи и родного дома, что строил гриффиндорец с конца третьего курса растаяли как дым, испарились, словно и не было никогда. Глаза Сириуса он не сможет забыть никогда: вспышка заклинания Беллатрикс Лестранж бумерангом отразилась от карих глаз и навсегда застыла в них. Осколком боли вспарывая реальность. В первые секунды юноша и не понял, что произошло, лишь, когда Бродяга стал проваливаться за занавес, а он уже ничего не мог сделать, дошло. Кровь в то мгновение закипела до отметки жгучей ненависти, заставляя изумрудно-зеленые глаза вспыхнуть дьявольским огнем. Но как бы Поттер ненавидел Беллатрикс, он не смог причинить ей боль. Не вышло. Круцитаус оказался ему не по зубам, как бы он не старался, как бы не выкрикивал слова заклинания, мечтая испепелить сумасшедшую волшебницу на месте, все было тщетно. Блэка больше нет, а его крестник даже не мог толком отомстить за него. Мальчик-Который-Выжил не умел причинять боль, не хотел, и как бы он не кричал об обратном - Лестранж была права. Чтобы применять Непростительные заклинания, нужно было обладать определенными качествами, которых у гриффиндорца никогда не было. Юноша стиснул кулаки. Победа над Пожирателями Смерти далась слишком высокой ценой. Конечно, кто-то скажет, что одна жизнь против десятка преступников, которых, наконец-то, смогли посадить в Азкабан, ничто, но для Гарри это стоило части души. Сначала родители, потом Седрик, теперь Бродяга. Кто следующий? Однажды, он пообещал себе, что больше никто и никогда не умрет по его вине, и он во что бы то ни стало добьется этого.
Поттер шел по оживленной, торговой улице Лондона, изредка поглядывая на клочок пергамента, зажатый в руке. Точное расположение госпиталя Святого Мунго он помнил очень приблизительно. Неожиданно резко затормозив возле обычного, на первый взгляд, маггловского универмага, на двери которого висела табличка "закрыто на ремонт". Кажется, нашел. Сделав глубокий вдох, Гарри шагнул вперед, сквозь стекло, и оказался в фойе больницы. Там, как и в любом медицинском учреждении, царило некоторое подобие суматохи. Целители в халатах лимонного цвета сновали туда-сюда.
-Эээ...простите, сэр, вы не подскажите, мисс Гермиона Грейнджер в какой палате? - прыткий, приземистый целитель хотел было отмахнуться от так не вовремя подошедшего человека, но заметив что-то, посерьезнел, ткнул пальцем куда-то в сторону, буркнул номер палаты и унесся по своим делам. Гриффиндорец сморгнул, поправил очки, сползшие на переносицу и, скомкав пергамент, уверенным шагом направился в указанном направлении.
Гарри не видел, как Гермиона сражалась с Долоховым. И, Слава Мерлину, видеть, как девушка, сраженная заклинанием Пожирателя, падает навзничь и теряет сознание, выбило бы Поттера из колеи окончательно. Еще не хватало, чтобы с подругой что-то случилось. Но как сказал Ремус, ничего страшного, но целители хотят понаблюдать ее пару дней и, если он, Гарри, желает, то пусть ее навестит. О, Гарри желал, еще как желал. Он хотел убедиться, что с девушкой все в порядке и ей действительно ничего не угрожает. Найдя нужную палату, юноша осторожно подцепил дверную ручку и потянул на себя. Петли тихо скрипнули, но через секунду гриффиндорец уже был внутри, в полумраке больничный палаты. Грейнджер спала, во всяком случае, так показалось Поттеру с того расстояния, на котором он находился. Он сделал несколько неуверенных шагов вперед и замер, неподалеку от кровати. Грудь девушки мерно вздымалась, лицо выглядело вполне умиротворенным, но уж очень бледным и...царапина на щеке вносила некоторый диссонанс во всеобщее спокойствие. Гарри поморщился: сколько еще друзья будут подставляться из-за него? Сколько? И до каких пор он будет позволять это делать? Ох, Гермиона...Будить ее совершенно не хотелось, но уходить отсюда, так и не услышав звук ее голоса, - тем более. Поразмыслив, Поттер медленно опустился на стул, придвинутый вплотную к кровати и стоявший в ее изголовье. Отсюда он мог отчетливо слышать дыхание Гермионы: вдох, выдох...снова вдох. Мог почувствовать кожей...эти легкие колебания воздуха, сообщающие о том, что все хорошо. Он улыбнулся: едва уловимо, почти невесомо, одними краешками губ и вместе с тем невероятно грустно. Он не хотел тревожить ее сон, но зачем-то поднял руку и легко коснулся кончиками пальцев щеки девушки. Нежная. И теплая. Подушечки пальцев чуть проехались вниз, словно живя своей жизнью. Что ты делаешь, Поттер? Она же сейчас проснется. Но Гарри был так рад, что она жива и здорова.

 Отправлено: 02.12.10 00:37. Заголовок: внешний вид: безразм..

внешний вид: безразмерная белая футболка с нелепым кармашком справа на груди, длинной на две ладони выше колена, в тусклую сине-белую узкую вертикальную полоску штаны; босиком

Чужое тепло коснулось её щеки, заставляя внутри всё сжиматься от предвкушения чего-то ещё, чего-то, что никогда не случится, но кажется, что ещё мгновение, пара сантиметров и, быть может, всё вокруг, как всегда, не рассыплется на части, словно крупицы песка сквозь пальцы, только не на этот раз, потому что она ни на секунду не переставала верить. Будто кончиком пера медленно вниз по животу, чтобы задержав дыхание, постараться не обронить нелепой улыбки - всё это гриффиндорке было так до боли знакомо, что хотелось однажды научиться перестать переживать, просто отключить это и назвать «дружбой», тем, что было всегда. Она точно знала, чьё это было тепло, смогла бы узнать его, наверное, даже если бы была без сознания, потому что его руки после себя всегда оставляли невидимые следы на её бархатной коже, чтобы он всегда была где-то рядом с ней. Девушка узнала его по наитию, ещё даже не проснувшись толком, узнала и всё равно непреодолимо тянулась к его ладони, лишь на мгновение прижавшись к ней щекой. Этой ничтожной в сравнении с временными рамками целой Земли крупицы от вечности для неё, простой девочки из интеллигентной семьи дантистов, было вполне достаточно, чтобы знать, что она не одна. Ведь рядом с ней всегда будет его тепло.
Грейнджер слабо улыбнулась лишь краешками губ, будто в ответ на его улыбку, которой не видела и, слегка склонив голову на бок, всеми силами цеплялась за тающее на её щеке счастье. Мимолётное, неуловимое и, наконец, бесследное. Если бы это только было в её силах, то она перечитала бы все книги в бездонной школьной библиотеке, чтобы узнать как продлить этот момент ещё хотя бы секунду, на ещё одно маленькое мгновение длинную в один неровный, с надрывом, стук сердца в её груди. Но реальность, уступая сладким грёзам сна, постепенно возвращала Гермиону туда, откуда она никуда не уходила, хоть и пыталась сбежать, вкладывая в этот порыв все силы, что у неё были. Всё это время прилежная староста была здесь, в госпитале Святого Мунго под наблюдением колдометриков, которые почему-то не хотели её отпускать, боялись, что она ещё слаба, чтобы вернуться обратно. Они не знали ничего о том, насколько девушка порой бывает настойчива и, если мысль глубоко засядет где-то в её голове, Джин будет питаться одной только верой, черпая свои силы из надежды, а большего и не надо, чтобы жить. Потому что здесь, лёжа под тёплым одеялом и развлекая себя снами, что превращались в отдельную реальность того, что могло бы быть, если бы всё сложилось по-другому и их судьбы тоже были бы другими, она никогда не сможет чувствовать себя на своём месте. Всё чаще, оставаясь наедине с собой, гриффиндорка представляла как всё могло бы сложиться, будь они простыми студентами, которые не пытаются спасти Магический Мир от неминуемой гибели. И каждый раз её сон обрывался на самом приятном моменте, потому что сколько бы она не пыталась сконструировать другую судьбу, выложив её словно пазл из случайностей, в глубине души она знала, что прямая вероятность того, что касательные другой судьбы будут параллельны этой, ничтожно мала. Гранича с невозможностью, потому что при любом другом раскладе не было бы никакой «троицы», не было бы никакой дружбы, возможно, не было бы никакого Гарри Поттера таким, каким его знала она. Тогда всё это того просто не стоило.
И, если ничего не изменилось, если всё так и осталось на своих местах, значит схватка в Отделе Тайн тоже была там, на своём месте в недалёком прошлом, оставляя свои глубокие, всё ещё кровоточащие раны. Маленькое храброе сердечко неожиданно сжалось с такой силой, что сдавило лёгкие и ей не хватало воздуха, чтобы сделать вдох. Созданная ею реальность за закрытыми глазами так навсегда и останется руинами где-то на задворках её воображения, уступая место тому, что было, когда девушка резко открыв глаза, жадно вдохнула в себя воздух, будто чьи-то холодные пальцы сдавливали ей горло изо всех сил, а потом, сжалившись, отпустили, оставив уродливые красные следы на шее. Гермиона захлебнулась собственной болью, что так быстро заполнила каждую клеточку её тела и теперь, нежная, незаметная улыбка на её губах моментально исчезла, будто и не было её вовсе. В её карих глазах, словно в кривом зеркале, искажённо отражалось всё то, что случилось с ним. Старосте было на удивление просто спроецировать случившее на себя и в ту же секунду пережить всё это заново. Она воспроизвела каждый шаг, каждую мельчайшую деталь интерьера, каждый взгляд и даже взмах палочки так, будто бы видела это пред собой в эту самую секунду. Грейнджер помнила всё, но предпочла забыть, спрятавшись под тёплым больничным одеялом в своих грёзах, смешивая их с дневным шумом или, напротив, со звенящеё тишиной. Но стоило Поттеру появиться здесь, коснуться нежной кожи и она уже готова вымаливать у него прощение за то, что посмела бежать от воспоминаний, наложить на шрамы косметические чары, чтобы притвориться, что их там нет. Вместе с ним в палату вернулся мир, от которого она бежала, прячась за толстыми стенами госпиталя, и теперь гриффиндорка чувствовала себя в ловушке, то, от чего она себя так эгоистично берегла, вернулось к ней с новой силой и, смешиваясь с чувством вины, порождало в ней ростки предательства. Она предала их, сбежав.
Что было бы с ней, если бы в этой схватке она потеряла кого-то не просто близкого, а свою семью. Вина, ненависть, пустота, что истощала её душу, превращая в глубокую впадину без света. Тёмную, безжизненную впадину. Гермиона чувствовала это сейчас, прямо здесь, не заметно для себя перехватив и вцепившись в руку Гарри слишком сильно, неожиданно. Сириуса убили не только на его глазах, но и на её тоже, девушка помнила, какой была её первая мысль в тот момент: Беллатрикс Лестранж, в девичестве Блэк, не просто опасна в своём маниакальном преклонении чистокровной вере. Она бездушна. Англичанка никогда раньше, даже в своих самых смелых представлениях, не могла бы подумать, что кто-то действительно мог быть способен убить родного брата или сестру, даже ни смотря на две разные стороны одной войны. Беллатрикс погубила родную кровь и улыбалась, чувствуя на своей коже страстные прикосновения торжествования, привкуса победы на губах с оскалом.
- Боже! Гарри… Я, ты… Чёрт. – запинаясь, выдохнула гриффиндорка, тут же почувствовав, что израсходовала весь свой запас кислорода. Сделав глубокий вздох, она всё ещё могла слышать, как в ушах колокольным звоном отдаются стуки сердца, что было непреклонно, смешивая вместе с кровью боль, чтобы девушка впредь не пыталась убежать, чтобы поняла, какого приходится таким, как она – трусихам. - Прости. – тихо проговорила староста и, чувствуя как её щёки так не к месту начинают заливаться нежным румянцем, медленно выпустила широкую ладонь Поттера, принимаясь расправлять несуществующие складки на своём одеяле. - Как ты? – Гермиона, наконец набравшись достаточного количества смелости, подавшись вперёд, села на кровати, облокотившись о железную спинку, что своим холодом прошлась вдоль по её спине, заставляя англичанку поморщиться. Она, закусив краешек нижней губы, внимательно посмотрела ему в глаза. Впервые за всё это время.

 Отправлено: 05.12.10 03:59. Заголовок: Казалось, что он про..

Казалось, что он проваливается в сон: веки медленно тяжелеют, начинают смыкаться, лишая возможности видеть дневной свет, погружают во тьму; голова наливается свинцом и клонится к груди; руки и ноги деревенеют, и можно подумать, что вот-вот, и долгожданный сон примет в свои объятия надежду колдовского мира, но нет. Все это Поттер видел, словно бы со стороны, как будто это и не реальная жизнь вовсе, а воспоминание из омута памяти, туманной струйкой, вьющейся с кончика палочки подобно дыму. Признак вечности. Если хранить свои воспоминания и ощущения по стеклянным колбочкам, однажды их кто-то найдет и сможет окунуть голову в вашу жизнь. Юноша поморщился: сказать по правде, он бы никому не пожелал найти его "омут памяти", впрочем, он и не собирался его заводить. Чем меньше он будет думать о пережитом, тем скорее сможет идти дальше, двигаться вперед к намеченной цели и детской мечте о мире во всем мире. Покой Гарри Поттеру только снится. Он не хотел спать, он не мог спать, и хотя от того, что гриффиндорец изнуряет себя мыслями о прошлом и сослагательным наклонением, никому лучше не станет, он все равно изнурял. Изо дня в день. И даже несмотря на то, что юноша был один, он не мог насладиться тишиной. В ушах звенели десятки выкрикиваемых со всех сторон заклинаний, бьющееся стекло, топот десятка ног, возгласы, падающие навзничь тела - снова и снова Гарри переживал битву в Отделе Тайн, и видел бездыханное тело крестного, уносимого за занавес. Он так устал. И сидя здесь, в больничной палате, касаясь нежной щеки Гермионы, он осознал, насколько сильно.
Гриффиндорец старался не двигаться, даже не дышать, боясь потревожить сон Грейнджер, но он чувствовал, что с каждой секундой, что он ощущает бодрящее тепло девушки под кончиками пальцев, ему становится лучше. Словно маленькие искорки-импульсы, исходящие от кожи Гермионы, скользили вверх по руках Поттера, опутывали его запястья, обвивались, подобно веткам виноградной лозы, вокруг локтей, плеч, щекотали шею, спускались куда-то под рубашку. Обволакивали сердце: медленно и нежно пробираясь под кожу, касаясь нервных окончаний, забирая тревогу. Впервые он почувствовал, что может наконец-то расслабиться, насладиться тишиной и не слышать голосов в голове, не видеть перед глазами зеленую вспышку смертоносного проклятия. Здесь, рядом с ней не было ничего - лишь расслабленность и нега, о которой гриффиндорец мечтал многие годы и уже не чаял никогда не получить. Странно, почему он раньше никогда не замечал, что рядом с девушкой ему так...хорошо? Весь мир отступал в тень, давая национальному герою возможность отдохнуть, вдохнуть полной грудью и ни о чем не думать. Ни о долге, ни о проблемах, ни о том, что однажды должна быть поставлена точка. Либо он, либо Воландеморт.
-Гермиона! - Гарри охнул от неожиданности, стоило девушке открыть глаза так резко, что Поттер невольно испугался. Жадный вдох, с каким Грейнджер проснулась и явила миру умные, но болезненно уставшие карие глаза, заставили сердце гриффиндорца неприятно, почти болезненно сжаться. Он поддался вперед, но в тот момент девушка вцепилась в его руку, да с такой силой, что Гарри охнул во второй раз. Кажется, он не просто разбудил подругу, но еще и до смерти напугал ее.
-Гермиона, успокойся, пожалуйста, это я...все хорошо! - сбивчиво заговорил Гарри, с опаской и некоторым промедлением, осторожно касаясь лба Грейнджер, проводя рукой по ее пушистым волосам и, тем самым, пытаясь заставить ее снова откинуться на подушки. Стоило Гермионе очнуться, как касаться ее стало гораздо сложнее - Гарри и сам не знал, почему. Вроде бы в его жестах не было ничего сверхъестественного: лишь забота и беспокойство за бесценную для него жизнь Гермионы Грейнджер. Но почему тогда кончики пальцев так и искрят? Поттер мотнул головой, пытаясь сфокусировать свой взгляд на чем-то еще, нежели на своей руке, только что касавшейся лба гриффиндорки. Он поспешно убрал руку и спрятал ее в карман. Зачем, спрашивается. Наверное, со стороны это выглядело донельзя глупо, даже по-идиотски. «Ах, Поттер-Поттер», - предательски шепнул Внутренний Голос, который юноша уже устал затыкать.
-Гермиона, я тебя умоляю! Скажи лучше, как ты?! Это в тебя попало парализующее заклинание Долохова...Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит? - Поттер с беспокойством смотрел в лицо подруги. Он знал, что ее жизни ничего не угрожает, но все равно не мог не переживать. А разговаривать про Сириуса не хотел: не сейчас и не здесь. Ремус и Нимфадора уже излили на него львиную долю отеческой жалости и заботы, щедро приправленную словами "Гарри, если тебе что-то понадобится...". Гриффиндорец сморгнул: надо меньше думать, меньше думать, ему еще целое лето у Дурслей проводить, вот и подумает. А сейчас...
-Расскажи мне, как ты...обо мне потом...Мы с Роном очень волновались. - и словно бы подталкиваемый невидимой силой, накрыл ладошку Грейнджер своей, улыбнулся. Мальчик-Который-Выжил еще не понимал этого, но что-то в его жизни неотвратимо изменилось, но в последствии эти перемены ему определенно понравятся.

 Отправлено: 21.12.10 00:08. Заголовок: В такие моменты труд..

В такие моменты труднее всего подобрать правильные слова. Наверное это всё потому, что их просто не существует. Не было таких фраз, которые не просто слетали бы с губ, в ту же секунду на короткое мгновение сжимая и сотрясая воздух лишь для того, чтобы исчезнуть моментально, растворившись в пустоте, запутанной кромешной темноте. Они так и не доберутся до самого главного – до сердца, которому нужно всего лишь немного тепла в утешение, неважно от кого и неважно как, ему только нужно знать, что где-то есть его источник. Всё то, что она могла ему сейчас сказать не жалея сил, выматывая в себе всю душу, выворачивая её наизнанку или безжалостно высушивая всю свою фантазию – это бесполезно. Каждое слово превратиться в бесполезный шум, который будет неприятно резать слух, становясь ещё одним из десятка других болезненных напоминаний о том, что произошло. Чья жизнь закончилась в Министерстве, утащив с собой в сырую землю слишком много чужих надежд.
И каждый раз она чувствовала себя такой ужасно глупой, потому что точно знала, что сейчас именно она, как его верный друг, как близкий человек, должна была найти эти слова, сделать невозможное, чтобы стать его надёжной опорой. Грейнджер чувствовала себя бесполезной, и в ту же секунду ненавидела себя за это. Если что-то и стоило знать о знаменитой отличнице Хогвартса и любимице МакГонагалл, так это её непреодолимое желание перевернуть целый Мир с ног на голову ради того, чтобы доказать в первую очередь самой себе, что она может. Не существует того, чего бы она не смогла и вопрос был лишь времени, но сейчас, сжимая тонкими холодными пальцами широкую ладонь гриффиндорца, девушка чувствовала себя никчёмным, беспомощным крохотным живым комочком, похожим на маленького слепого котёнка. Она так отчаянно хотела помочь ему, доказать Поттеру, что она может подарить отважному сердцу героя немного своего тепла, но слова так и застыли на кончике языка, не слетев с полуоткрытых губ. Девушка внимательно рассматривала лицо англичанина и готова была поспорить, что видела этот тяжёлый, мрачный отпечаток глубокой скорби, что уродовал мужественные черты лица. Её охватила новая волна предательской дрожи, внутри всё сжалось от холода и удушающего приступа боли. Боли за него, потому что староста была абсолютно уверенна в том, что он не заслужил всё это. Тем более он.
На протяжении всей своей жизни она отталкивала мысли о том, что, возможно, справедливости нет, а все эти бесконечные речи – вымысел, детская сказка для тех, кто умеет мечтать по-настоящему. Чтобы не случилось, а за шесть лет произошло слишком много исторически важных событий для такого короткого срока и большинство из них имели свою непроглядно чёрную сторону наравне со светом, Гермиона не переставала верить в то, что рано или поздно плохие люди получат своё наказание, а всё то хорошее, что успела сделать она, принимая за какую-то судьбоносную честь помогать вторых ролях бороться против несправедливости, лжи и смерти, вернётся обратно добром. Она приучила себя видеть только светлые оттенки и каждой клеточкой своего тела стремиться ближе к тому, чтобы заполнить этими цветами всё пространство вокруг себя. Но сколько ещё гриффиндорке нужно смертей на собственных глазах, чтобы понять, что повернувшись к чему-то спиной, делая вид, что этого просто нет, никогда не заставит исчезнуть тьму по-настоящему. Грейнджер не хватало её веры, она её больше не хотела, перечёркивая пустые заблуждения и стремительно падая вниз, в пугающую, жестокую реальность. Она знает, что твёрдая земля внизу не станет мягче, только потому, что ей хочется верить, что она не разобьётся. И когда вокруг всё встанет на свои места, открывая ей две стороны – светлую и тёмную, придётся смириться и принять мир таким, какой он есть. Не пытаясь отрицать и трусливо убегать от данности. В своём непозволительно глупом и по-детски наивным, а значит жалком стремлении фальшиво прикрыть чем-то, но не исправив или хотя бы смирившись с тёмными дырами прилежная отличница забыла о самых главных философских постулатах: не бывает добра без зла, точно так же, как зла без добра.
- Всё уже хорошо, Гарри… – староста медленно произносит имя легендарного ловца, будто впервые. Каждая буква вышиты невидимыми шёлковыми нитями где-то чуть выше солнечного сплетения, ей не хватает изумрудных глаз даже если они не видятся несколько часов, поэтому девушке не хотелось задумываться о том, что случилось бы, если противные зелья, которыми точно по расписанию под строгим надзором работников Мунго отпаивали англичанку, не действовали на неё усыпляюще. Джин наверняка думала бы о нём не только в красочных снах, которые не могла для себя выбирать сама, отдаваясь на волю своего подсознания, но и каждую минуту, проведённую в своей клетке без решёток и замков, неподвижно на больничной койке. Неожиданно замерев, она чувствует как стук сердца постепенно становиться тише, готовый замереть и на этот раз дыхание перехватывает вовсе не из-за нового приступа воспоминаний, которые били больнее любого заклинания, а от прикосновений, которых Гермиона не могла не ждать точно так же, как и не могла перестать придавать этому значение, которое из них двоих имело смысл только для неё. Там, на лбу, осталась тонкая дорожка его тепла, которое надолго сохранит в себе тело девушки, боясь отпустить. Скользнув взглядом с некоторыми нотками только ей понятного разочарования следом за ладонью Поттера, которая моментально скрылась в глубоком кармане синих джинсы, она резко одёрнула себя, пристыдив. Здесь было не место и сейчас было не время для того, чтобы делить свои искренние переживания, расточая сочувствие в каждом вздохе с мыслями о чувствах, которым было не место между ними. Что она после этого за друг, что за будущая опора, которая каждый раз рассыпалась по крупицам под натиском его почти что братского участия, заботы.
- Как Рон? – слегка поджав губы поинтересовалась гриффиндорка, постаравшись придать своей улыбке как можно больше добродушия в ответ на интерес ловца к её здоровью. Но стоило только его руке полностью скрыть от кареглазого взгляда маленькую ладошку, как девушка больше не могла даже ради него оставить этот разговор на потом. - Послушай, я знаю, что меньшее, чего бы тебе сейчас хотелось, так это ещё одного разговора о.. – Грейнджер запнулась, пытаясь подобрать какое-то мягкое слово, чтобы лишь лёгким намёком пройтись по его свежей ране без злого на то умысла. - о случившемся, но не только вы с Роном волновались. Я тоже, понимаешь? Волнуюсь, потому что нужно очень много времени, чтобы… пережить это. Поэтому, пожалуйста, посмотри на меня и пообещай, что с тобой всё будет в порядке. Сколько бы тебе не понадобилось на это времени. – она боялась лишний раз вздохнуть, не то что пошевелиться, чтобы убрать с глаз назойливую прядь, боялась, что он снова уберёт руку в карман и больше не коснётся её, будто бы это было важнее воздуха.

"the path that I’m walking, I must go alone. I must take the baby steps: it’s time to be a big girl now. Fairy tales don’t always have a happy ending, do they?"

 Отправлено: 05.01.11 01:09. Заголовок: Как бы ему хотелось ..

Как бы ему хотелось повернуть время вспять, забыть о том, что он родился под несчастливой звездой Надежды всего Магического мира, исправить ошибки, допущенные случайно или умышленно. Гарри Поттеру в 16 лет хотелось всего того же, что и другим людям в его возрасте: любящих, заботливых родителей, которых у него никогда не было, но которые всенепременно писали бы ему длинные письма, пока бы он учился в Хогвартсе, присылали бы сладости и свитера на Рождество, говорили бы ему, как они гордятся тем, что у них такой сын; дома, родного и теплого места, в котором чувствуешь себя в безопасности и прекрасно знаешь, что дома тебя всегда ждут, верят в тебя и обязательно приготовят чашку вкуснейшего горячего шоколада с печеньем и свежим молоком, чтобы не просто согреть тело, но и душу. Родную душу. Но ни дома, ни родителей у гриффиндорца не было и иногда чудилось, что никогда не будет. Дом на площади Гриммо без живого Сириуса никогда не станет для Гарри домом, чтобы не твердили бумаги о наследстве и передачи собственности. Ведь дом - это не просто деревянный или кирпичный сруб, с дверьми и окнами, лестницами и крашеными потолками, - это еще и люди, которые в нем живут вместе с тобой. Возможно, Мальчик-Который-Выжил рассуждал слишком идеалистически, рисуя перед своими глазами картинки, больше похожие на иллюстрации из детской маггловской сказки, которых ему тоже никто не читал, но у него не было возможности проверить. Проверить, понять и узнать, так ли это, и достижимы ли подобные мечты.
Но была у молодого человека еще одна мечта: он хотел, чтобы у Рона и Гермионы была нормальная, спокойная жизнь. Без потрясений, подобно событиям, произошедшим в Отделе тайн; без нарушений школьных правил, грозивших святому трио исключением, не меньше; без постоянного риска для жизни, здоровья и всему такому прочему. Он хотел, чтобы Гермиона перестала засыпать на учебниках в гостиной Гриффиндора, выискивая очередной ответ на вопрос "почему? зачем? и как?", и неизменно находя его и с торжествующей улыбкой сообщая об удаче наутро. Да, Гарри обожал эти моменты: бережно хранил внутри себя, временами перебирал, "пересматривал", раз за разом переживая моменты, которые скрепили их дружбу самыми прочными нитями из всех существующих и подарили ему то, ради чего стоит жить и бороться. Но, черт побери, как бы он не любил этих двоих и все те приключения, что они пережили вместе, бок о бок стоя на поле боя, это было опасно, лишало их жизни обычных 16-летних подростков, рутины в конце концов, и чтобы там не говорили Грейнджер и Уизли, явно не такой жизни они для себя хотели изначально.
Гермиона произносит его имя, вырывая гриффиндорца из пучины забытья. Воспоминания, словно морской волной схлынивают куда подальше, а Гарри даже не пытается их поймать, остановить, задержать мгновение волшебной ностальгии, приносящей и боль, и радость одновременно. Девушка говорит искренне, но ему не нравится выражение ее глаз: как будто "все хорошо" происходит лишь на словах, но не внутри. Она пытается быть сильной, ради него, ради его потери. Он хмурится и внимательнее вглядывается в карие глаза, закусывает нижнюю губу. Гарри чувствует покалывание в кончиках пальцев и не понимает, чем оно вызвано. Не понимает он, и почему в друг в палате, на сотые доли секунды, воцарилась абсолютная тишина, когда они оба перестали дышать. Поттер не мог отвечать за подругу, а за себя...за себя он просто не понимал. Переволновался? Устал?
- Рон хорошо, все Уизли хотели прийти и навестить тебя, но у них там что-то случилось дома, что Рону пришлось даже пораньше отпроситься на каникулы, но он передавал тебе привет и пожелания скорейшего выздоровления. И Джинни тоже. - молодой человек неловко улыбнулся. Он чувствовал себя самым лучшим образом из-за постоянной смены тем разговоров, но так много всего хотелось сказать, спросить, но слова застревали в горле. В голове все было так складно: слова выстраивались в четкие, аккуратно построенные предложения и фразы, но им было так и не суждено оказаться услышанными. Поттер закусывал губу и молчал, сам не замечая, как изумрудно-зеленые глаза стремятся, не унимаются, встретиться с карими.
-Гермиона... - он чуть сильнее сжал тонкие, девичьи пальцы. Гриффиндорца так трогала ее умилительная забота и участие, хотя это не он лежит на больничной койке, сраженный проклятием Пожирателя Смерти. Гарри чувствовал каждую вибрацию в воздухе, порожденную волнением, исходившим от девушки и от него самого. Он смотрел на кровать, где лежала крохотная ладошка Грейнджер, скрытая от посторонних его собственной, широкой, мужественной ладонью. Когда он так изменился? Когда она так изменилась? Молодой человек и не понял, когда кожа девушки стала такой удивительно приятной на ощупь. Захотелось провести подушечками пальцев вверх, коснуться запястья, заключив его в кольцо из своих пальцев. Но ничего такого Гарри не сделал, лишь незаметно, не подконтрольно, скользнул большим пальцем чуть ниже и в сторону, мягко поглаживая костяшки пальцев Гермионы.
-Со мной все будет в порядке. Правда. Я переживу, справлюсь...к тому же у меня есть вы. Сириус знал, на кого меня оставить в случае чего. - в горле встает твердый, непроходимый ни туда, ни сюда ком. Гриффиндорец пытается его сглотнуть, но безуспешно. Как же хочется повернуть время вспять, как же хочется...Но он не может сорваться в ее присутствии, не имеет права, поэтому грустно улыбается.
-Прошу тебя не волнуйся, ты должна поправиться поскорее - сейчас это важнее всего. - тихий-тихий голос. Мальчику-Который-Выжил необходимо отвлечься на что-то, лишь бы прогнать из головы мысли о Крестном. Тонкая прядь волос, выбившаяся из прически Гермионы и теперь упавшая ей на глаза, оказалась его личным спасением. Гарри, на задумываясь, свободной рукой ласково коснулся шелковистой пряди, чуть подержав ее меж пальцев. Мягкая. Почти пушистая. И заправил девушке за ухо. Со стороны могло показаться, что Гарри делает это каждый день: уверенное, почти отточенное движение. Но заметила ли Гермиона, как задрожали его пальцы, стоило им едва заметно проехаться по нежной, девичьей щеке? Молодой человек смущенно улыбнулся, вот теперь уже прекрасно осознавая, что, пожалуй, он позволил себе касаться щеки Грейнджер дольше положенного. И было ли дело в том, что он пытался отвлечься или же..?

 Отправлено: 11.01.11 23:02. Заголовок: Она всегда хотела по..

Она всегда хотела помочь.
Быть полезной, не мешаясь под ногами, выполняя любое поручение и не задавая при этом глупых вопросов, никогда не спрашивая «зачем», даже если иногда ей казалось, что продолжать сражаться дальше просто невозможно. Грейнджер знала, что в такие моменты должна улыбаться, чего бы ей это не стоило. Улыбаться искренне не только краешками губ, но и глазами, порой даже заставляя саму душу поверить в то, что всё будет хорошо и это тоже они смогут пережить вместе, чтобы та внутри неё улыбнулась тем, кому это было по-настоящему нужно. Она не просила ничего взамен, такие мысли даже не посещали умную головку девушки, и когда-нибудь именно сердечная бескорыстность вперемешку с постоянной, не прекращающейся ни на секунду, бьющейся ключом в её крови готовностью отдать всё без сожаления, чтобы кому-то другому, не ей, стало лучше, убьют гриффиндорку, которая не знала в себе тьмы. А ведь она была в ней так же, как и в любом другом человеке, потому что люди не созданы быть безупречными. Порой именно эта непроглядная тьма спасает от горячести с которой она неизменно стремилась в бой, в его самый эпицентр, почему-то считая, что её жизнь в сравнении с чьей-нибудь чужой, равной, значит и весит намного меньше, что её место отдать не жалко. И не потому, что в Грейнджер не было эгоизма или инстинкта самосохранения, а потому, что она знала, случись так, погибни кто-нибудь другой на её глазах, как каждый день к ней будут являться кошмары того, чего она не сделала, чтобы предотвратить это, почему отступила в момент, когда нужно было идти вперёд, отбросив сомнения. Так что же лучше: жизнь в вечных муках или смерть за право кому-то подарить второй шанс?
Она всегда хотела помочь, потому что бездействие, казалось, не было способно убить девушку, но что-то заглушить в ней, притупляя и заставляя мучиться… Джин не могла сидеть на месте, не раз перебирая в голове множество вариантов того, чтобы она чувствовала, зная, что кому-то могуд понадобиться именно её знания или, хотя бы, рука, то бездействие было подобно темнице без окон и дверей, узкой и сырой, обложенной со всех сторон неотёсанными камнями, что больно царапали нежную кожу, стоило только прислониться к ним. Эти алые следы на теле не умели бы заживать, напоминая девушке о том, что она не сделала ничего, чтобы хотя бы попытаться повлиять на судьбу, ведь ничего ещё не решено до тех пор, пока есть время, и она хотела верить в это каждым вздохом. Со временем Гарри и даже Рон смогли понять, что она достаточно сильная, чтобы постоять не только за себя и что каждый раз, пытаясь уберечь её от боли, какое бы начало та не имела: физическое или моральное, они делали только хуже, причиняя старосте в два раза больше боли за них самих и за тех, кто мог бы погибнуть, не помоги она им. Гермиона не хотела равноправия, в ней феминизма была куда меньше, чем женственности, определённый идеал которой она представляет. Она лишь хочет быть нужной там, где может бороться.
Побыть шестнадцатилетними подростками они могут в любую минуту, но вот героями, на плечах которых лежит тяжёлый груз ответственности, без преувеличений, за весь Магический Мир – такое происходит не каждый день, и далеко не всем самими небесами был дан шанс, чтобы стать частью чего-то большего. Подвергать свою жизнь неминуемой опасности было гораздо легче, когда знаешь, что в любую секунду можешь остановиться и вернуться в школу, одеть идеально выглаженную форму, что всегда приятно пахла почему-то полевыми цветами, взять учебники из библиотеки и отправиться на лекции, исписывая длинные пергаменты в лекциях. Большинство её однокурсников не могли по достоинству оценить это счастье сидеть за партой и не чувствовать разрывающего всё внутри страха в любую секунду потерять своего лучшего друга, не дрожать от груза ответственности за то, чтобы не подвести его и, самое трудное, сделать всё от тебя зависящее, чтобы не попасться, потому что ему от этого будет слишком больно. Но это было частью её жизни и никакой другой судьбы она для себя выбирать не хотела.
Кроме того, всё, что Грейнджер успела узнать на занятиях в те редкие минуты, когда всё же удавалось побывать студенткой, без особых привилегий в глазах профессоров или то, что она успела прочитать в библиотеке самостоятельно, впитывая в себя тысячи страниц, гриффиндорка имела возможность применять на практике ещё до своего выпускного. Это захватывало её ни чуть не меньше, чем то чувство странной гордости за то, что однажды она сделала свой окончательный выбор, согласившись поступиться твёрдыми принципами ради спасения жизней, иногда, с болью не только в сердце, но и во всём теле, она была готова, если пришлось бы, принять справедливое исключение из школы, ведь именно такой была цена большинства подвигов, которым она помогла случиться. И это именно то, чем они занимались в свои такие не большие шестнадцать лет, когда многим кажется, что выше своей головы прыгнуть невозможно, они с завидным постоянством доказывали обратное, идя против самых могущественных, проживших долгую жизнь магов, совершая подвиги, спасая жизни и приближая весь Магический Мир к неминуемому часу расплаты с тем, о ком вспоминать сейчас не хотелось.
- Что? Случилось что-то серьёзное? – на лбу старосты проступили не глубокие бороздки, в глазах промелькнуло волнение и тут же вспыхнув ярче моментально переросло в решимость, ту самую, которую Гарри видел уже не первый раз. И то, что она произнесла погодя несколько секунд в попытке прочесть по его лицу насколько всё было серьёзно, уже не было вопросом: - Я могу помочь. – заключённая в стенах Мунго, лёжа на больничной койке в этих до неприличия нелепых штанах и безразмерной футболке, с привкусом гадкого зелья на кончике языка, гриффиндорка уже сейчас была готова сорваться с места, схватив с тумбочки свою палочку и надрать кому-нибудь задницу. Ей казалось, что случившегося в Отделе Тайн должно было хватить обеим сторонам на ближайшее время сполна, но если нет, то она была готова повторить.
Немного успокоившись, девушка сильнее вжалась в спинку кровати, вновь опустив кареглазый взгляд вниз, к их рукам. Для него это всегда было ничего не значащим пустяком, он будто бы не замечал этого, но она в ответ на слепое безразличие чувствовала всё. Каждый взгляд, улыбку, вздох и, особенно, прикосновение его руки, тепло широкой ладони мучительно медленно скользило к её плечу, а потом резко вниз, забираясь в само сердце, проникая в душу, заполняя всё внутри. Она замечала каждую, даже самую незначительную деталь, старосту губил её же талант и она не могла ничего не с этим поделать. Было одновременно стыдно и хотелось большего. Хотелось обнять его, уткнувшись носом в широкую грудь, бесконечно долго вдыхать, наполняя лёгкие его запахом; положить свою крохотную ладошку туда, где сердце героя вело свой равномерный отсчёт, чтобы оказаться в самом эпицентре его жизни и, может быть, лишь на короткий миг представить себя той её частью, где они нечто большее, чем просто друзья.
- Но мы никогда не заменим тебе родного дядю… – так опрометчиво срывается с её губ то, что Поттер никогда бы не решился произнести вслух. Она, не способная на грубость, так неожиданно ловко высвобождает свою ладошку из его пальцев и подносит обе руки к лицу, закрывая его в жестоком, хлещущем её по щекам, порыве стыда. – Прости, это прозвучало ужасно грубо, нетактично и я не имела права этого говорить… Ты ведь знаешь, что мы всегда рядом, да? – там должно было быть такое простое «я», но её самоуважение диктовало совсем другие строчки, а рассудительность всегда вовремя напоминала о том, что все её надежды и чувства – они есть только в ней, и не стоило втягивать в это Гарри, особенно сейчас, когда у него не было времени на то, чтобы вдобавок ко всему разбираться ещё и с их дружбой, которая сейчас нужна ловцу как никогда раньше.
- Конечно. – с печальной улыбкой кивает Грейнджер, не решительно опуская руки вниз, на белоснежную простынь. Она старается улыбнуться, стирая следы своей такой неожиданной, такой не к месту грусти. Возможно однажды гриффиндорка набралась достаточной смелости и наглости, чтобы заглянуть чуть дальше их дружбы, начав мечтать о том, что было бы, если бы… Возможно, она мечтает об этом до сих пор, вырисовывая в воображении различные картинки, которые никогда не будут иметь ничего общего с реальностью в которой всё было намного труднее, в мире который был обречён для сюжетов, что подкидывали яркие сны, она жила по-настоящему и не могла изменить ничего, только лишь грезить, болеть его прикосновениями и взглядами, но никогда девушка не хотела получить за это какой-то утешительный приз. Гарри будто бы читал её мысли, залез в саму душу и сейчас, выискав там самую нелепую слабость старосты, пользовался ей, чтобы убежать от разговора. И как бы не подрагивали ресницы Джин, как бы сердце не замирало в груди от сладости момента, как бы она не любила его руки, что неизменно нежно касались её кожи, он мог просто сказать, чтобы она прекратила говорить об этом, а не пользоваться моментом, не пользоваться её чувствами. Гермиона аккуратно обхватила запястье ловца обеими ладошками и, отведя его руку в сторону, неожиданно прищурила глаза с характерным энтузиазмом. Момент был подобран идеально, лишая жест неловкости, вопреки всему, что о ней говорили в школе, она умела играть свою роль, притворяясь не хуже, чем другие. - Знаешь, возможно я пересмотрю свои планы на будущее. Не то, чтобы я разлюбила Министерство Магии, перспектива борьбы за равноправный мир меня привлекает ничуть не меньше, чем раньше, но здесь работают гениальные колдометрики. Я ещё многого не знаю, но думаю мой талант к зельеварению им бы пригодился. К примеру, взять то зелье, которым меня отпаивают постоянно… Честно говоря, я бы добавила туда немного мяты или лимонного сока, потому что вкус у него просто отвратительный. Я сразу подумала о детях. Им наверняка страшно пить что-то ужасного цвета, так ещё и вкус настолько отвратительный, что хочется просто выплюнуть, возможно, почувствуй они запах мяты, им стало бы намного легче поддаваться лечению. Но с другой стороны я боюсь всех этих увечий, даже простые порезы меня иногда приводят в шок, хоть я это и стараюсь не показывать. Думаешь, меня бы взяли сюда, если бы знали о том, что я не переношу раны?

 Отправлено: 12.01.11 18:02. Заголовок: Если кто-то является..

Если кто-то является вашим лучшим другом, это еще не означает, что он такой же как вы. Возможно, даже к лучшему, что Гарри Поттер до конца не осознавал, насколько они с Гермионой разные. Девушка в душе была такой самоотверженной, такой настоящей, готовой отдать всё и вся, чтобы спасти кому-то жизнь, побыть частью истории, которую через много лет будут вспоминать, как строчки из книги на ветхих страницах. Гарри же настолько все временами надоедало, что он мечтал побыть обычным подростком со своими проблемами, переживаниями, переходным возрастом и прочими прелестями, которые бывают только в 16 лет. Он не хотел спасать мир, он просто привык его спасать, потому что так было нужно. Временами гриффиндорец был готов послать все к чертям, и в отличие от Грейнджер, он бы с радостью променял то, что имел на счастливую, спокойную жизнь в родительском доме, где вкусно пахнет свежей выпечкой, рождественской елкой и любовью. И где жив Сириус. Планета Земля сейчас крутилась исключительно вокруг крестного: сколько еще должно умереть близких и дорогих сердцу людей, прежде чем все это закончится? Герои тоже устают: у них заканчиваются силы, а черпать их неоткуда, и что делать тогда? Иногда Мальчик-Который-Выжил мечтал о том, чтобы кто-то появился и сказал, что ему делать, как быть, а самое главное ответил на давно мучивший вопрос - когда же конец? И наступит ли он вообще?
Возможно, даже к лучшему, что он не знал, какого мнения придерживается Гермиона, точнее знал, но не до конца: Поттер был уверен в том, что друзья всегда будут рядом и никогда не подведут. Но он ни за что не хотел бы узнать, что будь у них шанс, они бы сделали точно такой же выбор. Ведь он-то нет. Он, не задумываясь, изменил бы свою судьбу и последующую жизнь так круто и резко, вырывая с корнем то, что изо дня в день причиняет жгучую, нестерпимую боль, уничтожает и вместе с тем делает таким сильным и выносливым, что остальным в 16 лет такое и не снилось.
Только при одной мысли, что больше не придется тяготится муками совести за то, что кого-то не успел спасти, кому-то помочь, кого-то вытащить и прикрыть собой, Поттер впадал в экстаз. Он хотел другой жизни, иной, непохожей на свою собственную. Он бы хотел родиться не в военное время, когда счет идет не на минуты, а на жизни. Он устал терять и не иметь возможности заплакать, по-детски трогательно и по-мужски непростительно, потому что весь Мир ждет, что Золотой Мальчик их спасет, сделает все, что в его силах, чтобы Тёмный волшебник исчез и больше никогда не побеспокоил Магическую Британию своими революционными идеями. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь хоть на мгновение задумывался, какой ценой стоит Гарри быть Героем? Кровавым Героем, у которого после войны в лучшем случае останутся Рон и Гермиона, и зияющая дыра внутри вместо сердца, полная глухой пустоты и боли утрат.
Гриффиндорец уже десять раз пожалел о том, что сказал девушке про Уизли. Насколько он был в курсе: обычные бытовые проблемы, ничего серьезного, во всяком случае, Рон его в этом заверил, а Гарри не стал настаивать. Но глядя на то, как Грейнджер начинает нервничать, как на девичьих щеках вспыхивает волнение, желание и готовность помочь, прямо сейчас поднявшись с больничной койки, внутри что-то болезненно сжималось. Иногда молодой человек завидовал силе духа Гермионы: восхищался ее смелостью, выдержкой, желанием спасать и никогда не быть спасенной. Порой ему казалось, что она, очертя голову, кидается в самое пекло, лишь бы после не вступать в тяжелые разговоры с совестью и чувством долга. Спасла? Молодец. Нет? Умри под грузом вины, даже если ты на самом деле не виновата. Поттер понимал подругу, и вместе с тем жалел, не переставая вдохновляться ее отчаянными, самоотверженными поступками, достойных только настоящей последовательницы Гордрика Гриффиндора. Не то, что он со своими мыслями.
-Гермиона, все хорошо. Когда ты выздоровеешь, мы поедем в "Нору", нас уже пригласили, так что ничего серьезного. - захотелось привязать ее к кровати. Или пойти к ее колдомедикам и настоятельно попросить, чтобы дозу успокоительных и снотворных увеличили вдвое, а то мало ли что. С девушки станется сбежать отсюда прямо в больничной одежде, если ее храброе сердечко почувствует, что друзья в опасности. Гарри тяжело вздохнул: Гермиона такая Гермиона. Улыбка едва-едва расцвечивает губы молодого человека, чтобы на несколько мгновений озарить комнату, а после исчезнуть.
Гарри дернулся как от удара или замаха чьей-то суровой руки. Зеленые глаза сами собой опустились вниз, лишь бы Грейнджер не увидела в них того ужаса, боли и грусти, что тяжелой печатью лежала на сердце Поттера. Нет-нет, нельзя, Гарри не смотри на нее. Он знает, что она не специально, что она не хотела вновь и вновь напоминать молодому человеку о том, что он потерял. Но самое ужасное было не в этом, ведь девушка была права. Друзья никогда не смогут заменить Сириуса, и от этого осознания сердце гриффиндорца хотело разорваться на миллион маленьких кусочков. В этом мире у него больше не осталось кровных родственников: какого это, Гарри, ощущать себя одним во всем мире, а? Он закусывает краешек губы и прикрывает глаза. Пока Гермиона сбивчиво извиняется, Гарри готов провалиться сквозь землю и сосчитать до десяти, находясь в преисподней, кажется, это было бы гораздо легче. Один...два...три...десять. Ресницы мелко подрагивают, но вот гриффиндорец открывает глаза. Десять, Гарри, десять, дыши, только не забывай как дышать. Перед глазами, словно проклятье, так и стоит улыбающееся лицо Бродяги.
-Знаю, Гермиона. И я тоже всегда...рядом. - он находит в себе силы поднять на девушку глаза и улыбнуться. Не вымученно, но искренне, вселяя в Грейнджер уверенность в ее собственных словах и в словах Поттера. Для чего еще нужны друзья? Мгновение, и она отводит его руку, словно гриффиндорец сделал что-то неправильное, предосудительное. Зеленые глаза ненадолго задерживаются на ладони, чтобы вновь спрятать ее в карман - там ей самое место. Она не дает прикоснуться к себе, не дает отвлечься от всего мира, чтобы ощущая под пальцами шелк темно-каштановых волос улететь куда-то далеко. Гарри понимает ее. Понимает и не винит - он не имеет права. Ему хочется встать и уйти, выбежать из госпиталя и со всех ног пуститься по Лондонским улицам, не оглядываясь назад и не смотря вперед. Падая и поднимаясь, не думая ни о чем. Ни о сегодня, ни о завтра, ни о новом учебном году, который наступит чуть больше, чем через два месяца. Гермиона начинает что-то сбивчиво говорить: зачем, Гермиона? Но Поттер улыбается и внимательно слушает каждое слово, каждую эмоцию, впитывая, поглощая, запоминая. Он всегда был внимателен и чуток к ее словам, абсолютно ко всем. Она задает ему вопрос, и в этот момент открывается дверь палаты, входит человек в лимонном халате.
-Мистер Поттер, простите, но часы посещения окончены. -волшебник все понимает, но у него расписание, которому необходимо следовать. Гарри ненавидит себя за последующую мысль, но он так рад, что им помешали, что избавили его от неловкости, которая покалывала на кончиках пальцев и от ответа на вопрос, который он не знал.
-Да, конечно, я уже ухожу... - гриффиндорец посмотрел на Гермиону, долго и проникновенно, словно запоминая ее такой живой и настоящей, в широкой футболке и с чуть встрепанными волосами. Такой отважной гриффиндорской девочкой, которая была с ним рядом вот уже 5 с лишним лет. Боги.
-До встречи, Гермиона. Выздоравливай, пожалуйста. Мы с Роном уже скучаем! - возможно, он поднялся со своего места чуть резче и быстрее, чем следовало. Но колдомедик стоял в дверях, подобно стражу Азкабана, каждую сотую долю секунды напоминая, что Мальчику-Который-Выжил пора. Давным-давно пора. Поравнявшись с колдомедиком на пороге, Гарри оборачивается на Грейнджер. И снова смотрит на нее. Время останавливается, и даже нетерпеливое дыхание взрослого волшебника где-то над ухом гриффиндорца, не может нарушить момент. Зеленые глаза теплые-теплые, совсем как весенняя листва. Всё это для неё. Молодой человек улыбается и одними губами произносит слово, чей смысл ему вдруг стал непонятен. Л ю б л ю.
Гарри уходит, волшебник в лимонном халате за ним, дверь с тихим щелчком закрывается, оставляя Гермиону наедине со своими мыслями и этим непонятным, вязким словом, которое раньше Поттер всегда произносил вслух, потому что оно было таким понятным. Но теперь все изменилось. Навсегда.