Отправлено: 04.12.10 01:25. Заголовок: две жизни до сближения, и до изнеможения

 Отправлено: 04.12.10 01:26. Заголовок: ]внешний вид: черные..

внешний вид: черные брюки с идеально выглаженными стрелками; натертые до блеска матовые ботинки на шнуровке; белая рубашка с закатанными до локтей рукавами; сверху темно-серая, вязаная жилетка с отличительными знаками факультета; галстук ослаблен; мантия благополучно где-то забыта.
с собой: вп, фотоаппарат, закинутый на плечо.

Прошло чуть меньше месяца с того момента, как студентам разрешили вернуться с "вынужденных каникул" обратно в Школу, а, казалось, что Хогвартс-Экспресс прибыл на платформу Хогсмида только вчера. Мелвин до сих пор не мог прийти в себя: неделя, проведенная с матерью и сестрой в Лондонской квартире, лишила его привычного душевного равновесия и поселила в душе тревогу. Эмма снова просила сына жить с ними, ссылаясь на то, что младшей сестре не хватает общения с братом, а София смотрела на Вальтера большими, голубыми глазами, полными потаенной надежды, что хотелось кричать, убежать, хлопнув дверью, взять билет до Германии и уехать домой. Туманную Великобританию он никогда не считал домом, в Германии ему было спокойно и уютно: там был дед, любящий отец и дядя, который уделял мальчику много времени, когда дед с отцом не могли позволить себе такой роскоши.
В Лондоне же он задыхался: невозможность тренироваться каждый день, с каждым днем приближая момент исполнения заветной мечты, давила подобно каменному пласту на плечах юноши. Никто не мог понять, насколько ему важен футбол: разве что дед, Свэн Вальтер. Но дед не посмел оспорить решение родителей, что мальчик должен получить магическое образование, а вместе с ним и возможность выбора. Мир магглов или мир волшебников. Для Мелвина выбор был очевидным: но отец с матерью рассудили иначе, дескать, он еще слишком молод и неопытен, чтобы принимать подобные серьезные решения. К тому же все в их семье были дипломированными магами, и он, будучи наследником, был просто обязан продолжить традицию.
Традиции. Долг. Честь. Иногда Вальтер ненавидел эти вещи, про себя их называя пережитками Средневековья. Да, он был эгоистом, мечтал стать знаменитым футболистом и всю жизнь посвятить спорту, тем самым перечеркнув надежды родителей и родственников, которые с самого рождения строили на него свои собственные планы. Они любили мальчика, но иногда совершенно забывали, что у него есть свои желания, пристрастия и мечты. Возможно, с течением лет, немец и стал понимать, что родители были в чем-то правы, даруя ему возможность выбирать, как и где ему больше нравится. Магия открывала перед ним закрытые двери, расширяла горизонты, в чем-то даже облегчала жизнь: но волшебство не могло притупить ноющую боль, возникающую в груди каждый раз, когда он смотрел на футбольные карточки, плакаты знаменитых футбольных команд или листал фотоальбом, где было множество фотографий, сделанных на стадионах во время матчей, проходивших в Германии. С дедом они часто ездили в соседние с Мюнхеном города, чтобы посмотреть очередной футбольный матч.
Кто может понять его чувства? Никто. Кто может понять то, что боль с годами не проходила, да, притуплялась, становилась чуть слабее, но была постоянной? Мелвин считал, что вряд ли на планете Земля существовало хотя бы одно живое существо, способное понять его чувства. Фотография, конечно, в какой-то мере спасла Вальтера от саморазрушения и самоуничтожения как личности. Когда в конце первого курса к нему в руки попал магический фотоаппарат кого-то из старшекурсников, мир немца снова перевернулся. Нет, не так, как когда он открыл для себя футбол, иначе, но все же перевернулся, пришел в движение, выводя малыша из статичной эмоциональной комы, в которой он пребывал почти весь первый курс.
Бегать с фотоаппаратом по Школе, ловя мельчайшие детали и подмечая интересные вещи, оказалось очень увлекательным: вот над столом в Большом зале пролетела чья-то белоснежная сова, мазнула крыльями по кувшину с тыквенным соком и опустилась на плечо хозяина, протягивая лапку с письмом; вот кто-то из первокурсников подбросил на лестницу в коридоре "бомбу-вонючку" и притаился в нише стены, ожидая взрыва и хихикая в сжатый кулачок; вот парочка с 4-ого курса, спрятавшись за рыцарскими доспехами, принялась целоваться. Все это было так необычно: запечатлевать на магической пленке короткие моменты из жизни людей, счастливые и не очень, смешные и грустные, веселые и скучные. Мир, словно бы ожил сквозь объектив фотоаппарата, а Вальтер снова начал искренне улыбаться, обретя себя. Но надолго ли?
Но кто бы тогда объяснил ребенку, что замена - это хорошо, но второе никогда не сможет стать первым, а смысл жизни, однажды потеряв, можно искать всю оставшуюся жизни. Вальтер тогда пребывал в неведении, не жалея сил, времени и вдохновения на прогулки с фотоаппаратом, на открытия нового и неизведанного, на эксперименты, но потом он перестал быть таким наивным. Футбол не заменить фотографией, нереализованная мечта так и останется нереализованной мечтой. Нужно жить дальше, забыть о спорте и двигаться вперед, или попрощаться с собой, с жизнью и прочими радостями земного существования. Но юноша слишком любил себя, чтобы пойти на отчаянные шаги, предпочитая такую, нынешнюю жизнь.
Сегодня пришлось пожертвовать полноценным ужином, чтобы иметь возможность побродить по Хогвартсу в гордом одиночестве. Покуда студенты находились в Большом зале, в Школе стояла относительная тишина: никто не мельтешил, не кричал, не толкался. Время, будто бы перетекало из одного состояния в другое, из твердого в жидкое, когда можно было расслабиться и остаться наедине со своими мыслями. Раньше Вальтер делал это после отбоя, периодически выбираясь из гостиной Рейвенкло, чтобы пробежаться по темным коридорам, ловя вдохновение, ловя моменты. Но с тех пор как "новая власть" в Школе установила свои порядки, превращая жизнь студентов в жизнь провинившихся преступников, пребывающих в колонии строгого режима или тюрьме, дышать стало труднее. Фотографии стали более смазанными, не такими живыми и наполненными скрытой философией, а сам Мелвин - беспокойным и нервным. Он был разочарован в себе, в фотографиях, которые у него не получались и в идеях, которые не реализовывались. Ему нужна была встряска, толчок, способный взбудоражить все его сознание, душу, тело, заставить чувствовать ту тонкую грань, когда ты понимаешь, что вот он, тот самый кадр. Рейвенкловец снова хотел ощущать кончиками пальцев пульсирующее тепло истинного, правильного мгновения, когда пальцы опускались на затвор фотоаппарата, готовые сделать снимок, способный заставить чувствовать.
Идея с Трофейным залом пришла Вальтеру в голову совершенно случайно: там был интересный свет, преломлявшийся от позолоченных и посеребренных наград и кубков лучших студентов Хогвартса. И в зале присутствовало ни с чем не сравнимая магия древности, прошедшая сквозь века: ведь некоторым наградам были сотни лет. Мелвин нетерпеливо закусывал губу, перепрыгивая через три-четыре ступеньки, чтобы поскорее преступить к воплощению своей задумки в жизнь. Прежде чем взяться за дверную ручку, немец замер. Сделал глубокий вдох, перекинул фотоаппарат за спину, что черная лента, на которой он висел, неприятно врезалась в плечо, но молодой человек этого не заметил. Чуткие пальцы коснулись дверной ручки и, медленно, стараясь не шуметь, дабы не привлечь внимания приведений, потянули на себя. Он оказался внутри, и на секунду ему показалось, что он ошибся дверью: в Трофейном зале был кто-то еще. Вальтер остановился на пороге, и чуть заведя руку за спину, все еще держался за дверную ручку.
Девушка, находящаяся в зале, танцевала. Легкие, преисполненные грациозности, невесомого изящества, невероятной гибкости, движения притягивали взор, заставляли голубые глаза жадно следить за сменой каждого па. Малейший жест руки, едва заметный поворот головы, - Вальтер был пленен красотой танца, неожиданно представшим перед его взором. Музыки не было, ничего не было вообще, под что можно было бы танцевать и не сбиться с ритма. Как простой обыватель, немец полагал, что танцуют обязательно под что-то.
Абсолютная тишина, не нарушаемая даже мягкими касаниями ног об пол или едва уловимым шуршанием светлых волос, подобно ореолу, обволакивающих превосходную фигуры девушки.
Вальтер перестал дышать и боялся пошевелиться, нарушить идеальность момента, а потому терпеливо ждал, когда девушка первая обратит на него внимание. Уходить незамеченным, тихонько претворяя за собой дверь, он не собирался, даже не подумал об этом. Он был очарован, и только глупец может покинуть красивую девушку, когда жизнь предоставляет ему шанс.

 Отправлено: 04.12.10 01:28. Заголовок: внешний вид: форменн..

внешний вид: форменный серый кардиган с треугольным вырезом, застёгнут только на две пуговицы, белоснежная рубашка, три верхние пуговицы расстёгнуты (серо-голубой галстук аккуратно лежит на столе); серая юбка по колено, чёрные туфли

Вся её жизнь подчинялась ряду привычек, которые стали неотъемлемой частью не просто дня, а её самой. Они так легко завладели её телом, проникли под кожу и, смешиваясь с кровью, стали частью личности той самой маленькой девочки, которая когда-то потеряла то, что любила больше жизни, но так и не смогла отпустить навсегда. И пусть это было жалко, пусть это была лишь прихоть и её слабость, за которую мадам Конти наверняка высмеяла бы француженку, она всё равно ничего не могла с собой поделать. Это всегда было просто сильнее её, она не могла дышать, не могла есть и улыбаться, не могла жить.
Прямая спина, слегка приподнятый подбородок, с шикарного, пестрящего самыми немыслимыми угощениями стола брать только то, что очень полезно, к чему привыкла в танцевальной школе, не просто ходить, а следить за тем, чтобы каждый взмах руки был похож на танец, привычка контролировать себя, оттачивать всё до идеальности, до изнеможения, не позволять себе расслабляться, носить простую обувь - это и есть она настоящая. Кто-то был уверен в том, что всё, чему тебя через силу выучили, будто бы выдрессировав под жёстким кнутом на цирковой арене, не может быть естественным и искренним, потому что не исходит откуда-то из пустого места в груди, не продиктовано самой взволнованной песней сердца. Но вот прошло уже шесть лет с тех пор, как она навсегда распрощалась со станком и ничего, решительно ничего не изменилось с тех пор. Она не просто не знала, как излечить себя от постоянного контроля, от постоянного, не покидающего её ни на секунду ощущения того, что за её спиной несколько пар глаз, внимающих каждому её вздоху и оценивающих по бесчувственной, безликой десятибалльной шкале, но и не хотела этого. Кем ещё она могла стать, не получив все эти уроки в детстве? Копией своей сестры, которая в глубине души всегда будет ненавидеть блондинку за то, что бабушка не выбрала её, сочла слишком не пластичной, абсолютно бесталантной, без стойкости и отважности внутри. Зарывать себя за кучей учебников, чтобы кому-то что-то доказать, чтобы по головам из-за сдавливающей изнутри рёбра алчности выкладывать себе дорогу на какую-нибудь важную должность, отдать своё тело не в ласковые объятия любви, а грубые лапы того, чей счёт в местном банке больше. А может быть она и вовсе стала бы никем: незаметной серой мышкой, которую никто не трогает и не замечает, живущей в своём маленьком мире, забившийся в угол и бесполезно мечтающей о чём-то большем, но знающей, что сил внутри будет недостаточно, чтобы не просто мечтать ночью, уставившись в окно, но и бороться за свою мечту. Как бы не могла сложится её жизнь без мадам Конти и её школы, Эйд знала, что всё это было бы не для неё, ощущение того, что она находится не на своём месте ни на секунду не покидало длинноногую рейвенкловку. Так пусть все вокруг высмеивают её за то, что она не может изменить то, что было в её крови с самого начала. Этот вечный роман со своей единственной настоящей любовью она не смогла бы порвать так же просто, как рассталась с Шоном сразу после того, как он, осмелев в школьном дворе, поцеловал её. Бросить смысл своей жизни и разменять его на мелочь было чем-то, с чем не могла справиться её гордость и самолюбие.
И теперь Купер снова хотелось подумать, остаться наедине с собой, чтобы найти ответы на вопросы, которые раньше она просто боялась себе задавать. Казалось, ничто не могло отнять у неё крылья, которые невидимыми нитями сплетались у неё за спиной каждый раз, как она начинала считать, начиная с самого лёгкого и заканчивая самым трудным па. Все эти школьные события, новая власть, что пыталась запереть их словно узников в Азкабане под предлогом личной безопасности - просто смешно. Француженка с удовольствием пожертвовала своим ужином ради того, чтобы отыскать первое укромное место и предаться танцу наедине с собой. Музыка была не нужна, когда пульс внутри выбивал по тонким венам нужный такт и становилось легче дышать, стягивая с шеи тугой галстук и расстёгивая пуговицы на плотно прилегающей, сдавливающей движения рубашке. Здесь было достаточно места, приглушённого света и успокаивающей, блаженной тишины, чтобы снова почувствовать себя живой, напомнить себе о том, что она всё ещё помнит уроки, движения, знает, если собьётся, то нужно начать сначала до тех пор, пока не доведёт до совершенства.
Она скучала по зеркальной комнате, там, в своём отражении нельзя было сфальшивить, находясь на ладони у себя под носом, трудно и больно врать самой себе, и приходилось привыкать к тому, что было - учиться чувствовать себя, не видя. Порой закрывать глаза и прогонять всё с самого начала, пытаться смотреть со стороны и вкладывать в это все свои силы. Почему когда это должна была быть та самая история про хорошего парня и красивую девочку, которые нашли друг друга, чтобы стать счастливыми, что-то пошло не так, стоило ему коснуться её губ. Адрианна так много раз пыталась найти этому нужное оправдание, подобрать логичное объяснение и со спокойной душой отпустить своё первое свидание, оставив после тёплое, волнительное воспоминание на всю жизнь, но ничего не получалось. Теперь же, она могла отыскать в себе достаточно смелости, чтобы найти этому не самое правильное или логичное, но самое правдивое объяснение. Скай.
Гриффиндорка ей показала яркие искры и лёгкое покалывание на нежной коже, сбивчивое дыхание, дрожь в кончиках пальцев, странное, необъяснимое для неё удовольствие. И с Шоном ничего подобного не было, если честно, то девушка тогда не почувствовала ровным счётом ничего и ей стало как-то холодно внутри от того, что столько сил и волнений было вложено в это самое первое свидание, чтобы теперь всё это оказалось просто зря. Она не знала кто был больше виноват: она или Шон, и прокручивая в голове вот уже который раз всё, что было в тот вечер, рейвенкловка так и не смогла найти где была допущена ошибка, что пошло не так, как должно было быть. Плавно вытянув правую ногу в бок и перенеся на неё вес, француженка наконец открыла глаза, замерев на месте. Стоило ей сейчас злиться или, наоборот, радоваться тому, что она с самого начала, задолго до того, как всё между ними могло зайти далеко, дойти да отметки определённой серьёзности, она поняла, что Шон совсем не подходит ей. Возможно, ей стоило бы попробовать ещё раз, согласиться на следующее свидание, чтобы убедиться до конца в своей правоте или, напротив, опровергнуть все эти глупые догадки. Но кому как не ей знать о том, что чувства не могут врать, что можно подойти к этому с умом и её родной, серо-голубой мудрой ответственностью, а можно просто довериться интуиции и решиться сразу, оградив бедолагу Шона от ненужных ему лишний надежд. Это, по крайней мере, было вежливо.
Плавно скользя мыском своих дорогих туфель, которые навряд ли можно было бы отыскать в Англии, по каменному полу, чтобы приставив ногу в исходное положение, плавно скользнуть руками вверх от своих бёдер по животу к шее, лишь слегка задевая одежду, незаметно касаясь волос и вытягивая руки вверх, чтобы неожиданно резко, по ускорившемуся в голове счёту развернутся на мысках лицом к противоположной стене, где была дверь в комнату и в конце опустить голову вниз, одновременно с этим вновь скользнув руками вниз, касаясь бёдер. Тело Купер в ту же секунду содрогнулось, девушка почувствовала как её ладошки моментально холодеют и первая, самая сильная волна непонятного страха накрыла её своей опрометчивой неожиданностью. Интуитивно обняв себя за плечи, она почувствовала как всё внутри сжалось со страшной силой, остановилось и тут же заработало снова. Гулкий стук сердца отдавался где-то в висках блондинки, увлечённая своими мыслями и движениями, ей и в голову не могло прийти, что за ней кто-то наблюдает. Перетерпев первую волну страха, Эйд слегка прищурила свои серо-зелёные глаза, пытаясь разглядеть в тусклом освещении трофейной комнаты своего молчаливого гостя.
- Ты так напугал меня, Вальтер... - тихо произнесла рейвенкловка, медленно опуская руки вдоль тела. Она внимательно смотрела на своего сокурсника и пыталась угадать, как давно он был здесь и много ли он видел. Француженка совсем не стеснялась своего маленького секрета, но предпочитала, чтобы об этом знали и уж тем более видели как можно меньше людей. Адрианна не знала о немце ровным счётом ничего кроме его любви к фотографии и незаурядному уму. Её совсем не смущало, что со многими студентами, с которыми она училась плечом к плечу уже не первый год, общение ограничивалось обычными, общепринятыми формальностями. Они с Мелвином были людьми из разных миров, и сейчас блондинке хотелось бы оставить всё как есть, сделать так, чтобы он просто забыл о том, что видел, а она в благодарность освободит для него эту комнату. - Bonsoir.

 Отправлено: 04.12.10 01:32. Заголовок: Пальцы, сжимавшие по..

Пальцы, сжимавшие позолоченную дверную ручку, стали немного затекать, но Вальтер не хотел ее отпускать. Бесшумно это сделать вряд ли получится, а нарушать идеальное волшебство, представшее его глазам, глупым и совершенно неуместным скрипом двери, не хотелось абсолютно. Вальтер чувствовал, как сотни, десятки сотен микроскопических иголочек, вонзаются ему в руку, принося с собой не самые приятные ощущения, но подобное ни шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас в Трофейном зале.
Плавности движений можно было позавидовать: легкость, с которой двигалась прекрасная незнакомка, была столь чувственной и естественной, что вызывала восхищение и ощущение того, что все это происходит не на самом деле. Казалось, ни одно живое существо на земле не способно так двигаться, словно паря над землей, взлетая и тут же опускаясь, едва касаясь мысками пола. Но больше всего вниманием немца завладели руки танцовщицы. Тонкие, изящные кисти, чуткие пальцы, которые даже с такого расстояния выглядели невероятно нежными, совершенным произведением матери-природы, с проворностью бабочки, касающиеся стройного тела своей хозяйки. Вальтер аж закусил губу: пальцы девушки чуть дотронулись до своих бедер, осторожно "полетели" вверх. Даже одежда казалась лишней, невесомой, но ненужной, мешая прекрасному слиться с еще более прекрасным, - а в том, что было под одеждой, было невероятно красиво и соблазнительно - Мелвин не сомневался. Внезапно немцу захотелось своими собственными руками повторить только что совершенный путь: коснуться девичьих бедер, проехаться выше, дотронувшись до плоского живота, скрытого рубашкой и серым кардиганом, выше к груди, обрисовав сквозь плотную ткань аккуратную впадинку между «…», подушечками пальцев приласкать мягкую кожу на шее, запутаться в пушистых светлых волосах…Наваждение. В полумраке Трофейного зала рейвенкловец словно провалился в забытье, из которого не хотелось выбираться, каждой клеточкой тела ощущая себя по ту сторону сознания. В этом было что-то волнительное, заставившее сердце гулко-гулко ухать в грудной клетке, на грани боли и болезненных ощущений. Вальтер чувствовал, как в ушах зашумела кровь и через мгновение, перекатившись, пульсацией застучала в висках.
В первые секунды Мелвин не понял, кто находится перед ним, но по прошествии нескольких минут, полных наблюдения за танцевальными па, он узнал девушку. Адрианна Купер. Они учились на одном потоке, но за все 6 лет, сказанные друг другу слова, едва ли составили бы полноценный разговор. Юноша всегда был вежлив по отношению к однокурснице, здоровался с ней, пропускал вперед в коридорах, иногда они выполняли вместе задания на уроках, но не более. Немец фактически ничего не знал о Купер, за исключением разве того, что она была очень привлекательной и любила вставлять французские слова в английскую речь, приводя большинство окружающих ее людей в некоторое замешательство и смятение. Кажется, он где-то слышал, что она долгое время жила во Франции или что-то вроде того, оттуда и французский язык, и эта странная манера сочетать в своей речи два языка. Привычки трудно искоренимы: юноша понял это на собственном опыте, когда в 10 лет они с матерью вновь вернулись в Лондон. Тогда в голове была каша: Мелвин с детства говорил и на немецком, и на английском языках, но будучи вырванным из своей привычной, домашней среды, коей для него был родной Мюнхен, произошел самый настоящий бум. Мысли начали спотыкаться друг о друга, предложения на немецком языке сливались с английскими воедино и, казалось, это навсегда. Сам мальчик этого не замечал, но вот его мать очень злилась: немецкий язык, словно был живейший напоминанием о неудавшемся браке, о муже, которого хотелось ненавидеть и любить всем сердцем и душой, о расколе семьи, о ранах, которым не зажить никогда. Сколько минут, часов, дней провел Вальтер, занимаясь со специально нанятым преподавателем английского языка. По прошествии года упорных занятий, зубрежки, чтения книг, экскурсий по Лондону пропал даже акцент. Мать была счастлива, а Мелвин мог похвастаться свободным владением обоих языков без путаницы в голове или в словарном запасе. Он понимал Купер, понимал и вместе с тем улыбался, слыша переливчатый, нежный французский язык в стенах Хогвартса. Улыбался он и сейчас, своим мыслям, промелькнувшим в голове и упорно там засевшим, в то время как Адрианна, наконец-то, заметила его.
Танец был прерван, и детский, по-настоящему трогательный страх отразился на миловидном лице блондинки. А Вальтер по-прежнему улыбался, наблюдая за тем, как чуткие пальцы Купер, несколько минутами ранее приведшие его в такое возбуждение, скользнули на плечи, как ладони, без лишних слов и прелюдий обняли плечи.
-Прости…Адрианна. Не хотел тебя напугать. – окончательно онемевшая рука стала совершенно непослушной. Мелвину пришлось буквально отодрать пальцы от дверной ручки, не забыв при этом плотно прикрыть за собой дверь. Он сделал шаг по направлению к рейвенкловке и остановился. Она была напугана, а он не хотел пугать ее еще больше, но любопытство и то странное чувство, эхом отзывающееся в районе солнечного сплетения и низа живота, не давало ему покоя. Так просто немец не мог этого оставить. Юноша сделал еще несколько уверенных шагов в сторону Купер, чувствуя как фотоаппарат, висевший за спиной, бьет его по ноге, но сейчас было не до этого – могло подуматься, что Вальтер и вовсе забыл, зачем пришел сюда, лишившись ужина, в погоне за вдохновением, в погоне за прекрасными снимками. И, кажется, он нашел их, только запечатлевать их на пленку совершенно не хотелось. Во всяком случае не сейчас. Он улыбнулся, в очередной раз закусывая краешек губы, оглядывая Купер с головы до ног, буквально повторяя маршрут девичьих пальцев, только уже своими голубыми глазами. Пожалуй, это было дерзко. Но, если раньше Мелвин считал Адрианну очень привлекательной особой, то сейчас она предстала пред ним в другом свете: в разы более привлекательной, красивой и...желанной. Раньше он не обращал на девушку особого внимания, но этот танец…внутри что-то перевернулось по прошествии пары минут танцевальных па, и немец не мог сказать, что именно.
-Добрый вечер. Тоже жертвуешь ужином во имя искусства? Это достойно уважения и…восхищения. – тем, кто близко не знал Вальтера и не имел с ним контакт изо дня в день, он казался очень хорошим молодым человеком. Вежливым, учтивым, галантным, настоящим джентльменом. Но иногда его клинило: секунду назад это был ваш добрый Мелвин, а секунду после - жестоким и расчетливым и уже, к сожалению, не вашим. Дерзким и наглым, ничего не делающим просто так, без собственной выгоды или удовольствия.
-Вот и я. – ухватившись за ленту, на которой висел фотоаппарат, рейвенкловец на несколько секунд выставил руку с ним вперед.
-Не знал, что здесь будет кто-то еще. Неожиданно. Но приятно. – голубые глаза чуть сощурились. –Зря ты остановилась, ты божественно танцуешь, я с удовольствием посмотрел бы еще. Вон…даже рука затекла, пока я боялся тебе помешать и вместе с тем получал небывалое удовольствие. – это не было лестью, лишь чистейшая, кристальная правда. Но было ли это сказано просто так, без умысла, во имя искреннего комплимента? Какая разница, но этот танец он не сможет забыть еще очень и очень долго.
Вальтер сам не заметил, как оказался очень близко к Адрианне, буквально вторгаясь в ее личное пространство: даже протягивать вперед руку было необязательно, чтобы дотронуться до ручки Купер, можно было чуть поддаться вперед. Полшага, полвздоха, лишь слегка вскинутая вперед рука. Полужест. И они могли бы быть совсем близки, без лишних сантиметров между.

 Отправлено: 04.12.10 01:34. Заголовок: - Значит ты всё виде..

- Значит ты всё видел... Mon Dieu. - сказала, словно прочитала приговор самой себе, беззвучно вдохнув в себя побольше воздуха. Без лишних восклицаний в тоне, без дрожи в голосе, но с видом какой-то крайней обречённости, которую рейвенкловец навряд ли сможет понять.
Француженка любила публику, она скучала по десяткам пар глаз, которые снизу вверх вылавливали каждое её движение, они были жестоки и не прощали ошибок, но вместе с тем не было более благодарных людей, чем они. Их благосклонность приходилось зарабатывать тяжёлым, забирающим все силы без остатка, выматывающим до боли в каждом изгибе тела трудом, но они всегда были справедливы. Ежедневно изводить себя до чёрных кругов перед глазами, подчинять свою жизнь постоянным запретам и сделать всё, чтобы не поддаться соблазнам - не было ничего более приятного, чем это. Эйфория от заслуженной победы, что пронзала каждую клеточку её тела, когда месяц репетиций ради одного выступления окупался овациями и яркий свет бил прямо в лицо, выставляя Адрианну на суд публики, позволяя им рассматривать себя словно на приёме у врача. Время между моментом, когда она замерев в одной позе после финального па, пыталась не дышать, чувствуя как грудь содрогается от сбившегося дыхания и поклоном, ей всегда напоминало прозрачное стекло витрины магазина, куда выставляли свой лучший манекен с самой дорогой одеждой. И все смотрели не в замеревший пластик лица, а на товар с которым он так гармонировал. То, что для большинства покажется чем-то крайне оскорбительным и в большинстве своём абсолютно унизительным, нравилось ей так же сильно, как и момент, когда делая первые шаги на сцене волнение сменяется уверенностью, она просто делала то, что была должна, то что ей нравилось больше жизни. Потому что завтра, когда она снова лишь с видимой лёгкостью закинет ногу на станок для утренней разминки, Купер будет знать, чего она хочет больше всего на свете: публику, которая смотрит ей прямо в глаза, восклицая имя француженки в своих самых смелых восхищениях.
- Это... это ещё не то, что должно быть. - на какое-то мгновение француженке показалось, что Мелвин сможет её понять, но заглянув ему в глаза это наваждение растворилось словно утренний туман. Она бы никогда не нашла подходящих слов, чтобы объяснить ему все свои страхи, чтобы заставить его воображение прочувствовать ту атмосферу создания чего-то принципиально нового и ту трагедию, что бушевала у неё внутри от того, что совершенно незнакомый ей человек застал лишь ростки чего-то, что ещё не имело своего названия и было серым, размытым эскизом. - То есть... Ммм, вижу ты сюда пришёл за новыми фотографиями. - от собственной нелепости Купер мечтала лишь о том, чтобы исчезнуть прямо сейчас. Ей никогда не удавалось быть достаточно убедительной и ловко уводить разговоры в нужное русло, в основном она перенимала чужие настроения и послушно рассуждала вслух о том, что хотят слышать от неё другие. Это экономило рейвенкловке уйму времени и создавало иллюзию того, что она ничем не отличается от них: такие же проблемы, переживания, интересы. И пускай на самом деле всё это было маленькой ложью, от которой невозможно было пострадать другим, Эйд с детства обладала самым необычным волшебством: делать то, что хотят видеть другие, будто бы она не идёт по школьным коридорам, прижимая к груди учебник, а парит на сцене, где всё созданное ей никогда не будет настоящим.
- Pardone, я совсем не хотела, чтобы что-то случилось с твоей рукой. - блондинка словно совсем и не замечала всех тех комплиментов, которыми так щедро осыпал её Вальтер. Ей было неловко находится с ним наедине в одной комнате, будто бы они делают что-то запретное, то, что нельзя показать другим, выставив на общее обозрение. Она не знала почему именно сейчас он стал таким разговорчивым с ней, не понимала его интереса, но этот оценивающий, медленно скользящий вниз по её телу взгляд был для неё не в новинку. Замерев лишь на мгновение, она и сейчас стерпела это странное ощущение собственной неодушевлённости, казалось, ещё секунда и она услышит стук маленького молоточка о деревянную трибуну, который подскажет ей о том, что кто-то захотел приобрести этот лот. Но вместо этого рейвенкловка почувствовала тепло, что исходило от тела Мелвина, который подкравшись к ней так незаметно, оказался настолько близко, что Эйд смогла рассмотреть тонкие тёмные линии в его голубых глазах, и это пугало девушку, доводя до смущения. Руки машинально потянулись к пуговицам на рубашке, которая до этого момента была расстёгнута до неприличия низко, тонкие пальцы быстро справлялись с маленькими петлями. Помедлив несколько секунд, девушка в нерешительности и страхе показаться настоящей невежей дёрнулась назад, тут же разворачиваясь к столу, на краю которого одиноко свисал её галстук. - Я больше не помешаю тебе. - пытаясь заполнить неловкую паузу, тихо выдохнула Купер, аккуратно накидывая на шею прочную серо-голубую ткань, боясь обернуться и посмотреть ему в глаза.

 Отправлено: 04.12.10 01:35. Заголовок: Вальтер и забыл, что..

Вальтер и забыл, что на свете еще существовали такие редкие экземпляры как Купер. Эмоции, отражавшиеся на лице рейвенкловки, заставляли немца улыбаться и поражаться той трогательности и искренности, что застыла в голубых глазах Адрианны и медленно пробиралась под кожу Мелвина. Он и сам не понимал, что оказался пленен невидимым волшебством, да столь необычным и сильным, что выпутаться из него без посторонней помощи не представлялось возможным. Впрочем, у молодого человека было весомое преимущество над коварной судьбой: сама Эйд, кажется, не осознавала того, что обладает поистине магическим талантом. Талантом приковывать к себе взгляды: ненасытные, жадные, трепетные, полный пылкой страсти, требующей немедленного удовлетворения, обожания, - и заставлять людей желать себя, мечтать о близости, стирающей любые препятствия, грани, сантиметры. Чтобы она не говорила, как бы не смущалась, утверждая, что он был свидетелем всего лишь неоконченного произведения, над которым предстояло еще работать и работать, Вальтер все равно был восхищен и хотел еще. Хотел больше, жаждал этого, хотел, чтобы она танцевала для него. Он и сам толком не понимал, откуда взялись подобные странные желания: влечение, ворвавшееся в комнату и закружившее Мелвина в водовороте сумасшедшего танца, было необъяснимым, но это никак не отметало его осязаемости и чувственности, заставлявшей облизывать губы и смотреть на Купер так, как сейчас.
Адриана испугалась сократившемуся между ними расстоянию, отступила на шаг, но немец лишь улыбнулся, ловя ее нервные движения, будто бы не просто глазами, но и дыханием. И зачем она застегивала пуговицы блузки? Там, где кожа была неприкрыта тканью, где играл причудливый свет, отбрасываемый свечами, будто бы хранился секрет, который всенепременно хотелось раскрыть. С легкой усмешкой рейвенкловец наблюдал за тем, как девушка пытается исправить положение, скрыть от любопытно-дерзкого взгляда парня прелестный вырез и манящую ямочку между грудями. Купер, запомни, к таким, как он, нельзя поворачиваться спиной, результат может оказаться непредсказуемым. И он оказался: Мелвин возник за спиной Адрианны, разве что не прижавшись к ней всем телом, но нет, он не хотел, чтобы она неправильно его поняла. Пока что не хотел. Лишь руки ловко сомкнулись на запястьях Эйд, заставляя девушку остановиться.
-Я не хочу, чтобы ты уходила. - воспользовавшись замешательством рейвенкловки, Мелвин высвободил из ее пальцев шелковый галстук и осторожно снял с ее шеи. -Знаешь, это так неправильно: мы учимся на одном факультете, иногда сидим за одной партой, совместно выполняя какие-то задания, - но мы не знаем друг друга. Совершенно. Я вот даже не представлял, что ты настолько талантлива в танцах. Это удивительно прекрасно. - голос немца зазвучал такими бархатистыми переливами, что можно было заслушаться. Он тщательно подбирал слова, чтобы не напугать девушку еще больше, но вместе с тем трудно было не признать - ему нравилось, как она отступала назад, не в силах выдержать его настойчивый взгляд и опасную близость. Мелвин ненавидел прелюдии и обычно всегда получал то, что хотел. Или вернее было бы сказать ту, что хотел. Все также удерживая Купер за запястья, но стараясь лишить свои движения резкости и грубости, молодой человек развернул девушку к себе лицом и улыбнулся.
-Станцуй для меня. Пожалуйста. - перед просящими, почти умоляющими голубыми глазами немца было трудно устоять. В такие моменты "холодный" оттенок голубого теплел, превращался в расплавленное небо, ухнувшее куда-то на дно чистейшего озера, и оттуда, сквозь тонкую гладь воды, проглядывающую наверх. Но дно обманчиво, глубина непредсказуема, а чужая душа - потемки. Берегись, Купер. Этот мальчик падок на таких, как ты. Он обожает все красивое, утонченное, изящное. Когда каждое движение, словно произведение искусства; каждый шаг - величайший танец; каждый взгляд и улыбка, изящные жесты руки - приводят в трепет и единственное, что хочется сделать - прикоснуться к ним в чувственном, нежном поцелуе. Оставить свой след: незримый, но горящий на коже, пока кто-то другой не поставит свою печать. Ему ничего не будет стоить сломать тебя: он сделает это также просто, как щелкает затвором фотоаппарата изо дня в день. Беги. Беги сейчас же, или прыгай на самое дно, будучи готовой ко всему. Кончиками правой руки он чуть скользнул ниже от запястья, буквально на пару сантиметров, касаясь мягкой кожи Адрианны. По идее жест должен был выйти успокаивающим, но кто знает..?

 Отправлено: 07.12.10 18:07. Заголовок: "i`m not cal..

"i`m not calling you a liar, just don`t lie to me; i`m not calling you a thief, just don`t steal from me"

Она не знала и не могла знать, какую судьбу для неё выбрал Всевышний, и, наверное, в этом и состояла вся прелесть жизни: не знать, что будет дальше, умея удивляться. Но иногда так хотелось, чтобы кто-то предупредил, безмолвно намекнул о том, что будет дальше лишь для того, чтобы спасти. Возможно, тогда бы у неё был выбор, тот самый, которого она была почему-то лишена, тот самый, что смог бы предотвратить это падение глубоко вниз, которое начиналось сейчас, прямо в этом тесном пространстве между краем деревянного стола и телом рейвенкловца позади. Она была в ловушке и ничего не знала о том, что всё это только начало одной из тех печальных историй с плохим концом. Купер пока ещё не чувствовала как что-то приятно щемит внизу живота, заставляя задерживать воздух, такое ведь бывает только при падении вниз и приятно в её полёте будет разве что в самом начале, но совсем скоро она почувствует не только это. Он навсегда оставит на ней свои следы, истоптав её гордость, сорвав и до конца их дней присвоив себе её невинность. И даже если она никогда не сомневалась в абсолютной мудрости своего Бога, что не даёт своим верным подопечным испытания, которые им не по силам, это казалось слишком жестоким даже для него. Сделала ли Купер что-то в своей жизни хуже, чем делают это другие, чтобы заслужить такое? Всё то хорошее, что непременно случится с ней впереди, будет граничить с болью, смешиваясь с ней в едином танцем, в конце концов перестанет существовать и иметь вес. Фальшивая награда за её персональные круги ада в его ледяных глазах.
Её тело пронзала предательская дрожь, которую она пыталась унять, задержав дыхание. Но на самом деле его просто перехватило, будто бы Вальтер схватил её не за запястья, а сдавил лёгкие, не причиняя боли, однако почему-то полностью подчиняя себе. Всё, о чём могла думать француженка, так это о Боге, которому сейчас молилась не прося спасения или, напротив, защиты от искушения, а вопрошая подарить ей немного терпения, потому что она хотела просто пережить это. Бесшумно покинуть трофейную комнату и забыть, роль преклоняющейся, послушной фарфоровой девочки совсем не была ей к лицу, она не знала как её играть правильно. Только бы всё это просто ушло, растворившись в воздухе лёгким недопониманием, чтобы она смогла забыть и не задавать глупых вопросов. Купер не знала, стоило ли ей сейчас собой гордиться или, наоборот, начинать трепетать от страха перед тем, на что она способна на самом деле. Живя в своём замкнутом мирке, где не было место кому-то другому, для рейвенкловки стало настоящим открытием то, что она может не просто привлекать к себе чьё-то внимание, она может очаровывать без помощи волшебной палочки, и всё, что нужно было сделать – понять как именно. Словно кромешную темноту пронзали тысячи прямых лучей света, высвечивая те места, что, казалось, навечно были скрыты в тени её собственной наивной слепоты или, быть может, откровенной глупости.
Адрианна не могла разобрать его слова, что беспрестанно перебивались отчаянным стуком её крохотного сердечка, ведь оно здесь было единственным свидетелем, который знал наверняка о той опасности, что стояла за спиной хрупкой танцовщицы, знал и пытался предупредить, но она не слышала ничего, кроме раскатистого эха ударов, слов которых невозможно было разобрать. С шеи медленно соскользнул так и не завязанный галстук, Купер окончательно перестала что-то понимать. За что он так неожиданно хочет быть ближе к ней, зачем старается ограничить её личное пространство, будто присваивая себе и почему, почему, чёрт возьми, нельзя оставить всё, как было раньше: безразличие и вежливую хладнокровность. Что изменилось с того момент, как он узнал её тайну, с талантом или без, с разрушившейся на миллиарды осколков мечтой или с попытками собрать её обратно, она всё ещё была той самой Эйд, что мешает английский с привлекательным французским акцентом, предпочитая смягчать лондонскую грубость лионскими синонимами.
- Зачем всё это? – неожиданно повысив свой тон, в ответ на его приторную речь, огрызнулась француженка за что тут же поплатилась: Вальтеру не составило никакого труда развернуть её к себе лицом, заставляя смотреть прямо в глаза. В ответ на это Купер разве что и могла, сильно сжав плечи, интуитивно избегать это близости, опуская голову слегка вниз. Он не имел права прикасаться к ней так, не смел пользоваться своей силой или её слабостью, чтобы вот так просто рушить маленький уединённый мир, возможно, единственный в котором она была способна обрести себя, стать настоящий, позволяя невидимым музам и ритму в голове стянуть с себя оковы миллиона ролей, которыми жила по-настоящему. Кто дал ему такое право и столь сил, чтобы Купер всё ещё стояла здесь, боясь сопротивляться. Боясь его.
- Я… Я не могу, Мелвин. – она знала, что пустые классы Хогвартса, трофейные комнаты или тёмные, бездушные коридоры никогда не смогут заменить ей сцену. А Вальтер уже никогда не сможет стать для неё одним из тех незнакомцев, перед которыми так до смешного просто настежь открыть свою душу, рассказать любую тайну и подарить самую яркую иллюзию того, кем она могла бы быть, но не стала. И когда стихнут аплодисменты, потухнет яркий свет прожекторов и опустеет зал, когда можно будет сделать вздох и перестать улыбаться, в ту же минуту она забудет обо всём уже навсегда, а завтра повторит это снова, а потом ещё, и ещё раз. Не боясь быть слишком откровенной, пугающе честной, чистой перед всеми ими, незнакомцами. Но он… Его она видела каждый день, иногда здоровалась, а теперь и вовсе знала, что он пахнет зимой. Как она сможет смотреть ему в глаза, если станцует. Тогда немец будет знать о ней абсолютно всё, а она о нём ничего. - Je veux partir. Мне надо, Мелвин.

 Отправлено: 08.12.10 20:13. Заголовок: They said, everybody..

They said, everybody knows, everybody knows where we're going
Yeah, we're going down

Вальтер сходил с ума. Задыхался от нахлынувших ощущений, ни с того, ни с сего закравшихся в его сердце. Он чувствовал, как сердце ритмично ухает внутри, толкая по молодому организму столь живительную и необходимую кровь. Которая, к слову, уже начинала шуметь в ушах. И этот звук был похож на звук прибоя ранним утром: такой же терпкий, вместе с тем бодрящий и необузданный. Подобные вещи невозможно контролировать, только поддаться, отдаться во власть стихии, пусть и не такой сильной, как шторм, но все же имеющей достаточно власти, чтобы поглотить в себя. Мелвин наслаждался своим состоянием: и неожиданно похолодевшими кончиками пальцев, и тесной грудной клеткой, которая явно не была способна выдержать одновременную работу сердца и легких в усиленном режиме; но в особенности тем странным, сковывающим и одновременно раскрепощающим до отметки "неслыханная дерзость" состоянием эмоционального подъема. Молодой человек какой-то отдаленной частью своего сознания понимал, что ведет себя излишне нагло, неуместно и неправильно. Воспитание летело к дементоровой матери, но кто бы знал, насколько ему было плевать на это. Может, Купер - вейла, и сама не знает об этом? Немец усмехнулся абсурдности своей мысли - ну да, конечно, надо меньше думать. Дело здесь было не в магии вейл, не в очаровании танца. Бертолуччи говорил, что человека можно узнать и познать лишь в моменты интимной близости, когда он совершенно не защищен, открыт и готов расправить невидимые в обычной жизни крылья. И, кажется, Адрианна только что сделала это перед глазами Вальтера: неосознанно, не зная о том, что за ней наблюдают, но сделала. Наполненный эротизмом и самыми сокровенными вещами из жизни Купер танец не просто возбудил рейвенкловца, он тронул его душу. Заставил его персональный мир, крутящийся вокруг мимолетности моментов, которые Мелвин изо дня в день пытался запечатлеть на волшебной пленке, перевернуться, встать с ног на голову и разбиться на миллион осколков, оставляя пыль и острые крошки-крупинки, летевшие в глаза, мешая ориентироваться. Купер и не догадывалась, и вряд ли когда-нибудь узнает, что она способна взорвать мир такого человека, как Вальтер. Эмоционального труса, замкнутого, боящегося не просто чувственной близости, а самого факта, что он способен к кому-то привязаться, стать зависимым от кого-то так сильно, что трудно дышать.

Do you think I'm special?
Do you think I'm nice?
Am I bright enough to shine in your spaces?
Between the noise you hear
And the sound you like
Are we just sinking in an ocean of faces?

Девушка все еще отгораживалась от него, обнимала себя за плечи, словно пыталась отстраниться, заставить Мелвина убрать руки. Но как он мог? Там, где его пальцы соприкасались с кожей Адрианны, вспыхивал настоящий пожар. Молодой человек чувствовал, как кожа загорается, растекаясь по всему телу плавящимся металлом. Дерзкое замечание рейвенкловки ничуть не охладило пыла немца, как раз наоборот. Ее живость еще больше взбудоражила его: она казалась ему такой притягательной, необычной. Не скромницей, но блюстительницей правил. Не просто красивой, как бездушная фарфоровая кукла, но привлекательной и интересной внешне. Лэй еще не знал, но уже догадывался, что за внешней откровенностью и сексуальностью, кроется огромный ворох моральных принципов, правил поведения и прочей чепухи, которую родители старательно вбивают в глупые и неопытные головы отпрысков. Он знал, что чтобы он не решил, Адрианна будет сопротивляться. Отчаянно, сильно, заставляя желать ее еще больше до дрожи в кончиках пальцев, мечтая однажды проскользить губами заветный путь - от внутренней стороны бедра, все выше и выше, там где граница шелкового нижнего белья плавно перетекает в идеальный бархат кожи на животе, словно сливаясь с аккуратной впадинкой между грудями и, выше, сильнее, глубже, к чувствительным местам в районе ключиц, шеи, изящных ушек, чтобы завершить его, путь, на сладких губах девушки. Нетерпеливо, дерзко, страстно, проникая глубже настолько, насколько позволительно. Вальтер почувствовал духоту, настоящий жар во всем теле.
-Почему? - поинтересовался молодой человек. -Я прошу тебя. Я бы предложил станцевать со мной, но, к сожалению, мои познания ограничиваются лишь вальсом и котильоном. - Мелвин хоть и был весьма высокого о себе мнения, но не рискнул бы пригласить Адрианну на танец. Рядом с ее грацией, чувственностью, свободой рейвенкловец бы почувствовал себя самым настоящим медведем. Но, Мерлин, как хотелось осторожно сомкнуть руку вокруг талии Купер, мягко взяв ее ладошку в свою и, притянув к себе, закружить по Трофейном комнате? Вальс - пожалуй, был единственным танцем, который получался у немца просто замечательно, почти идеально. Возможно, рядом с ней, он в действительности мог стать лучше. Хотя бы в танцах, если не в чем-то другом.

It can be possible to make you fall,
Only when it's over our heads
The sun is shining everyday, but it's far away
All the world is dead

-Адрианна, не уходи. Пожалуйста, останься. - он улыбнулся девушке и, помедлив несколько секунд, коснулся ее рук, покоившихся на девичьих плечах. Она давно могла убежать от него, оттолкнуть, заставить раскаяться в своей дерзости и наглости. Но Вальтер отступать не собирался: он уже не мог остановиться, не говоря уже о том, чтобы сделать шаг назад, освободить Эйд дорогу и дать ей уйти. Это было выше сил немца, его желаний, охватившего его волнения. Все люди по натуре своей эгоисты, и Лэй исключением не был. Рейвенкловец, не спеша, будто бы раздумывая, взял ладошки Купер в свои, лишь бы она перестала обнимать себя за плечи, обороняясь. «Он же не страшный и...не опасный», - убеждал он себя. Он просто хочет, сам не зная чего, но действует, повинуясь внутренним импульсам, с которыми невозможно бороться.

 Отправлено: 31.12.10 12:31. Заголовок: Она судорожно искала..

Она судорожно искала свою причину, потому что всему есть какая-то причина. Та самая, что сможет дать ответы на все вопросы, что беспощадно терзали девичье сердце размером с её крепко сжатый кулачёк. Неужели её ещё не готовый, не созданный и не отточенный до идеальности танец словно по взмаху волшебной палочки смог перевернуть чей-то мир внутри, заставив взглянуть на некоторые вещи и в том числе на неё саму по-другому. Будто бы Вальтер подсмотрел не за танцовщицей, что по череде трагический случайностей была заложником своего же таланта и сейчас напоминала больше жалкую певичку в дешёвом кабаре, которая всегда мечтала о большой сцене, но понимала что мечты в отличии от низких корсетов и юбок, от которых осталось лишь название не приносят деньги. Её лишили зеркальных классов, станков и, больнее всего, музыки. В просторной трофейной комнате с приглушённым освещением, в пустом классе освещённом лишь дневным светом из широкого окна или в безлюдном коридоре, где угодно Адрианна всё ещё чувствовала себя жалкой и просто смешной, узнай об этом мадам Конти она наверняка бы пристыдила её, сказала бы, что девушка позорит то, за что иные платят миллионы, позорит саму суть искусства. Габриэлла была из тех практичных дам, что всего добились в жизни своим трудом и им казалось, что они заслужили право судить о чём-то высшем словно божественном. И в их представлениях настоящее искусство ограничено не только талантливыми людьми, но и окружающей их средой. Как бы француженка не старалась бороться с собой, как бы не пыталась сломить свои порывы она чувствовала, что ритм отбивает свои такты по её венам, танец – он был в её крови, навечно завладев телом. И уже не могла остановиться даже если понимала, что в Хогвартсе не будет для неё места, ничто не заменит ей тот сияющий, переливающийся блеск с запахом талька и вдохновения, который она вдыхала лишь в танцевальной школе своей бабушки и уже не сможет забыть никогда, различив с закрытыми глазами из тысячи, миллиона других или похожих запахов.
И всё, что она могла сделать, противясь неожиданному, такому наглому и неуместному натиску немца, так это беспомощно обнять себя за плечи, отгородившись от него всего на несколько сантиметров, но, Боже, кто бы только знал как они ей были нужны, чтобы дышать. Впервые в жизни Купер почувствовала себя такой беззащитной, почти никчёмной, он отрезал все пути к отступлению и она, медленно скользя взглядом по сторонам, минуя широкую фигуру Мелвина не видела выхода, не зная как сбежать. И ведь всё дело было не в нём, сознание девушки в бешеном темпе окутывала пелена мыслей о том, что так мог поступить каждый, подловив её в момент слабости или уединения. Зажать её в любом тёмном углу и наслаждаться своей властью, вырванной насильно, улыбаться её беспомощности, вынужденной покорности или рейвенкловец и правда думал что она настолько глупа, чтобы не разобрать в его словах дешёвую уловку, приторную наигранность бархат которой не был призван успокоить её, создав впечатление безопасности и спокойствия. Он хотел этого запуганного отстранённого взгляда, хотел чтобы она не смела смотреть ему прямо в глаза, хотел, чтобы от его прикосновений в её тонких венах стыла кровь, а сердце замирало. Лэй пытался обмануть профессиональную танцовщицу, что применяла на себе и видела на других сотни ролей сыгранных блестяще, настолько натурально, что многие терялись, не различая героя и того, кто его сыграть. За всё то время, что они провели плечом к плечу в одной гостиной и ежедневно на одних и тех же уроках он не узнал о ней ничего и, честно говоря, Эйд это вполне устраивало. Как и всегда, она не хотела чтобы что-то изменилось между ними, холодный бесцветный нейтралитет устраивал обоих, и вдаваться в лишние подробности лишь потому, что он сжульничал, воспользовавшись случайностью и вместе поступка достойного истинного джентльмена подсмотрел словно какой-то невоспитанный мальчишка. Слишком скупой повод для того, чтобы сейчас сметь прикасаться к ней и просить о том, что она всегда делала только для себя, даже если набирался полный зал людей, что пришли посмотреть.
Окутавший француженку так неожиданно жар его тела заставил содрогнуться в мелкой, охватывающей каждый участок кожи и затрагивающий что-то внутри начиная от тех мест, где побывали пальцы однокурсника, дрожью. Она не могла её унять, мешая в странном сочетании со своим страхом. Купер боялась того, что не могла понять, что ещё никогда не приходилось чувствовать, потому что терялась в неведении. Не знала наверняка о том, должны ли холодеть кончики пальцев и сердце плавно набирать свой темп, грозясь вырваться наружу, должно ли не хватать воздуха в страхе сделать глубокий вздох только потому, что он может заметить это. Ей не раз приходилось выполнять немыслимые поддержки, сливаясь воедино со своим партнёром, Адрианне была знакома такая близость с тех пор, как мадам Конти решила, что она готова учавствовать во взрослых постановках и никто не мог знать, что тогда она всё ещё была ребёнком, но справлялась с нагрузками даже если в глазах начинало темнеть. Та близость, что не входила ни в какое сравнение с тем, что делал сейчас Вальтер. Тогда между было всего пара сантиметров и можно почувствовать его горячее сбившееся дыхание у себя на приоткрытых губах, глядя прямо в глазах. Но никогда раньше от ворвавшегося в её личное пространство партнёра не исходило столько эмоций, которые можно было вдохнуть в себя вместе с воздухом, рейвенкловец настолько сильно излучал энергию, что передавалась через малейшее его движение и тем самым пугал блондинку ещё больше, заставляя столкнуться с тем, что знать она была не готова. Никогда не будет готова. Не было ни танца, ни музыки, ни яркого света… и всё ещё ни одной причины тому, зачем Вальтер так настойчиво продолжает делать с ней это. Зачем, зачем, зачем…
Одри резко развела его руки в стороны и, расправив плечи словно освободившись от невидимых оков, мягко опустила свои ладошки на плечи Вальтера. Она заставила его отступать назад в такт своим шагам, а потом всё так же резко, нарочито грубовато, что казалось было совсем не свойственной тоненькой, длинноногой француженке развернулась вместе с ним так, что теперь Мелвин был спиной к столу; на мгновение задержав дыхание, замерев словно скульптура из прозрачного льда, через которую можно было посмотреть сквозь увидев на той стороне искажённые разноцветные силуэты, посмотрела ему в глаза, впервые без тени страха или сомнений. Он станцует для него оплатив свою свободу, которую он украл несправедливо, которую нельзя отнимать у живого человека.
Поворот спиной, перехватывая одну его руку так, чтобы опустить её к низу живота, но не позволить коснуться себя сохраняя чёткую, невидимую со стороны границу на этот раз насчитывающую лишь миллиметры; вторую руку вдоль его тела, накрывая тыльную сторону его ладони, ведя немца в беззвучном танце словно безвольную марионетку, заставляя почувствовать его какого это, когда ты ничего не можешь сделать, кроме как подчиниться. Плавное движение бёдрами медленно вниз, казалось, что она скользит по его телу, но Купер держала идеально выверенную дистанцию, которая сейчас решала всё, она касалась жилетки рейвенкловца лишь кончиками своих светлых волос. Остановившись на уровне его груди, Эйд резко выпрямилась и мягко, но в тоже время крепко сжав его запястья, подалась вперёд, заставляя Вальтера вытянуть руки, удерживая её. Словно по прямой линейки, француженка вытянулась вперёд как струна с выверенным до педантичной точности по транспортиру градусом отклонившись от немца на прямых ногах, что не сдвинулись с прежнего места ни на шаг. Она напоминала те невероятно красивые, стоившие своим мастерам годы стараний древние символы на носах королевских кораблей, что направляли огромную деревянную шхуну вперёд к подвигам и лицом к необузданной стихийной бури. На этот раз необычайно плавно и медленно вернувшись в исходное положение, блондинка на мгновение прикрыла глаза, выпуская запястья Мелвина из своих рук и делая насколько шагов в сторону, чтобы не успев остановиться, моментально развернуться на каблуках, лицом к нему. Вытащив из кармана школьной юбки палочку, Купер без тени промедления громко произнесла: - Accio, галстук. - когда тот оказался у неё в руке, всё было кончено. Он получил то, что хотел и теперь она была свободна.
Этот короткий отрывок танца она знала наизусть, не раз выступая на публике не только с ним, но и с полной композицией, которую создала сама мадам Конти. Направляя немца вслед за своими движениями она не смогла остаться равнодушной, совершая движения под счёт в голове, Купер всё ещё вкладывала душу даже в то, что того совсем не стоило. Делала всё машинально, но всё с той же особенной служившей её уникальным почерком чувственностью.
- Bonne soiree.

"Hold the pose, a perfect picture. F<\/u><\/a>reeze a moment, it's never been better, all over, we won't last forever"

 Отправлено: 05.01.11 02:33. Заголовок: Cause it's a t..

Cause it's a [url=http://www.youtube.com/watch?v=LJoSPljyTe8sweet sensation[/url]
thinking of all that hot temptation
you know it's going right where you want
yeah you know what's going on

Вальтер не собирался искать причин и объяснений своему поведению - ему этого было не нужно. Если звезды зажигаются, значит, это кому-то нужно. Если солнце встает поутру, и заходит вечером - это тоже было необходимо. Для гармоничного баланса природных сил, для нормальной жизнеспособности людей, для соблюдения определенных законов. Души, тела, физики, химия, мироздания - какая разница? Непреложные постулаты, открытые еще Аристотелем в V веке до нашей эре, сохранились и поныне, изо дня в день подтверждаясь на практике и уходя далеко в будущее, возможное будущее. Мелвин не хотел раскладывать все по полочкам, пытаясь определить, что, собственно, ему так ударило в голову, что за несколько волшебных мгновений, он сошел с ума, стал сам не свой, потерялся и сразу же нашелся, обрел себя и обронил точку одновременно. В те самые минуты, что он кожей ощущал волнение Купер в считанных сантиметрах от своего тела, ему казалось, что он может остановить Землю, и для этого ему абсолютно ничего не было нужно. Он бы просто взял и остановил ее: не для того, что бы сойти, но для того, чтобы показать, что это ему по силам. Говорят, что все отношения между людьми можно объяснить химической реакцией, когда определенные запахи, ощущения, чувства, смешиваются воедино, порождая электронно-ионную связь, и происходит оно. Тот самый момент, когда в ритме танго, вспыхивает неподдельная, животная страсть, способная разорвать на мелкие кусочки не только тело, но и душу. Попытайтесь проанализировать поведение человека, находящегося в бреду, и у вас ничего не выйдет. Существует процессы, которые не в силах контролировать ни одна живая душа, оставалось лишь наблюдать со стороны и следить за возможными последствиями. Возможно, если бы рейвенкловец попытался узнать девушку еще когда-то давно, пару лет назад, он бы понял, что между ними есть что-то общее. Какие-то крупицы, подобно тонким лентам, соединяющих две точки, находящиеся на разных концах планеты. Да-да, такими были Адрианна и Мелвин - северным и южным полюсами, которые могли закончить школу. и так никогда и не встретиться в хогвартских коридорах по-настоящему. Но они встретились, и что-то между ними взорвалось миллионами невидимых вибраций в воздухе, колебаний на уровне ощущений, но не слуха и зрения. Они встретились, а, значит, это было кому-то нужно. Вот только кому? Молодой человек, сказать по правде, уже был готов к тому, что Купер поднимет крик, закатит истерику, что угодно, что обычно совершают девушки в ситуациях, когда чувствуют опасность. Но ничего такого танцовщица не сделала, чем немело Мелвина удивила. Краем сознания он, разумеется, понимал, что ведет себя непозволительно, переходит все мыслимые и немыслимые границы, но чем дольше он смотрел на Купер, тем сильнее и настойчивее в нем крепло ощущение того, что он мчится по шоссе на гоночном автомобиле, со скоростью 200 миль в час, и вместо того, чтобы сбавить скорость, подумать о своей жизни, которая может в любую секунду оборваться и закончится по вине случайно брошенного на дорогу камешка, который попав под колеса, помешает справится с управлением, - он гнал вперед. Утапливал педаль газа в пол, мечтая положить стрелку спидометра в ближайшие 5 секунд. Стоило ладошкам Адрианны опуститься на плечи молодого человека, как тень улыбки промелькнула на симпатичном лице. Он покорно отступал назад, позволяя девушке делать с ним все, что она пожелает. Она остановилась только тогда, когда Лэй уперся в стол. Немец внимательно наблюдал за однокурсницей, гадая, что же будет дальше. Если до этого момента Вальтер был убежден, что присутствовал при рождении волшебства, магии в чистом виде, то он ошибался. Волшебство началось в то самое мгновение, стоило Эйд взять его руку в свою. Немец затаил дыхание, боясь пошевелиться, боясь нарушить то, что рождалось при помощи движений рейвенкловки. Она не позволяла касаться себя, держала дистанцию, а Лэй чувствовал, как дыхание перехватывает, подобно подводному плаванию. Он был не в силах справиться с напряжением, разливающимся по телу, сковывающим каждую клеточку его тела, каждую мыщцу. Молодому человеку становилось невыносимо жарко, когда Купер приближалась к нему: и пусть между ними была проведена невидимая граница, словно ровная, геометрическая линия, через которую нельзя переступать, все равно близость действовала на Мелвина одуряюще. Он не чувствовал себя беспомощным, как могло показаться со стороны, как и не чувствовал себя игрушкой в руках Адрианны, марионеткой, которую она вела за себя, подобно опытному кукловоду. В движениях девушки была власть, сила, но в глазах Вальтера слабости не было, ровно как и подчинения. Рейвенкловец наслаждался моментом, вбирал в себя все до последней крупицы,жеста, касания, легкого поворота головы, рук, ног, чтобы в конце выдохнуть все эмоции в полураскрытые губы блондинки вместо прощания. Адрианна была невероятна красива, почти божественна, недосягаема и чертовски сексуальна. У немца не хватило бы поэтических слов, чтобы описать девушку в то прекрасное, незабвенное мгновение. О таких как она раньше слагали мифы и легенды, или писали сказки, которые в детстве любят маленькие девочки. Сказки о Прекрасных Принцессах. Вальтер улыбнулся своим дурацким мыслям, с шумом выдохнув, как раз в тот момент, когда Купер отстранилась от него. Вздох разочарования так и не слетел с его губ - Лэю отчего-то думалось, что сегодняшняя встреча не окончена. Молодой человек завел руки назад, опираясь о стол. В каждом движении рейвенкловки было что-то, на что можно было смотреть бесконечно. Кто знает, в чем тут было дело: в пластике, прирожденной грации или красоте, - Мелвин в этом не разбирался. Но зато он знал одно: смотреть, как она легко двигается, едва касаясь ногами пол, он мог бесконечно. Серебристо-синий галстук весело впорхнул в подставленную ладошку девушки - она собиралась уходить. Хотела захлопнуть дверь, которую Вальтеру не следовало открывать никогда. Было ли это правильно? Конечно. Хотел ли этого Мелвин? Черта с два. Он смотрел, как Куп подхватывает свои вещи и направляется к выходу. Конечно же, прощание по французски: немец улыбается, все также опираясь о стол.
-До свидания, Адрианна. - он произносит эти слова так, словно отпускает ее. Позволяет уйти и больше никогда не возвращаться. Нет, такие вещи может и происходят с кем-то, когда-то, но не с молодым человеком. Немец резко отталкивается от стола, чувствуя, как шелковая лента фотоаппарата, на которой он держится, соскальзывает с плеча - линза может разбиться, объектив поцарапаться, но ему в тот момент все равно. Он даже не оборачивается, чтобы посмотреть, что стало со святая святых, даже звука не слышал. Нагнав девушки почти у самой двери, Мелвин хватает ее за запястья, разворачивая лицом к себе. Считанная секунда промедления, и Купер могла уже оказаться в коридоре. Но Лэй был слишком хорошим футболистом в прошлом - реакция его никогда не подводила.
-Прости. - слово выходит невнятным, смазывается, окончание проглатывается. Но Адрианна должна была понять. Мелвин, не позволяя ей опомниться, дерзко, почти грубо прижимает ее к двери и накрывает ее губы своими. Он не хотел думать о том, что делает и о том, чего мог бы не делать. Он сходит с ума. Тепло губ девушки, их сладость сильно ударяют в голову, покалывают в висках. Молодой человек нежно, не в пример своему грубому объятию, обхватывает личико девушки ладонями, целуя, проникая глубже, раздвигая границы, сливаясь с окружающей реальностью. Сливаясь с той, которую не знал и до сегодняшнего дня знать не хотел. Вальтер был уверен, что Купер захочет его убить, подать жалобу, что угодно, лишь бы он заплатил за свою дерзостью. Но, если бы она только знала, насколько была хороша в тот момент, когда под своими губами он чувствовал ее губы, под кончиками пальцев чувствовал шелк волос, а там где билось его сердце, этот ни с чем не сравнимый шум, соединялся воедино с еще одним сердечным ритмом. Тук-тук.

I keep breaking my own rules playing your love fool
trying to forget about the consequence
we keep saying we should and yeah we know we could stop
but really what it all comes down to is
It feels so good, It feels so good, when i'm in your arms

 Отправлено: 05.01.11 02:33. Заголовок: Cause it's a swe..